Нет, вся надежда на мальчиков, мы будем с ними гонять на великах, строить из «лего», приводить домой бродячих барбосов, а по осени ходить на речку, чтобы стрелять из рогатки по рыбакам. Конечно, мы будем промахиваться, и наши камешки весело поплюхаются мимо, в воду, а рыбаки станут оглядываться по сторонам, не понимая, что происходит. И мы распугаем им всю рыбу, и правильно, потому что пусть лучше рыба плавает и живёт дальше в нашей речке, а съесть на ужин рыбаки могут что-нибудь другое. Тем более, что рыба в этой речке давно несъедобная — очень мелкая, но обычно двухголовая, бородатая и с глазами на животе.
А уж к тому времени, как мои внуки подрастут, и вовсе неизвестно, что будет водиться в нашей речке.
Так что я пишу эту книжку для своих внуков уже сейчас, заранее, пока помню, какое было у меня детство и что со мной случалось. А то вдруг потом, когда стану старенькая, я всё забуду и перепутаю?
Запросто, легко умещаясь, я сижу на широком подоконнике.
На кухне взрослые говорят про жизнь, рассказывают анекдоты, понижая голоса, «это не при ребёнке», упоминают Галича и Солженицына. Хочется закричать, что я всё слышу и прекрасно знаю эти фамилии.
То-то они все там на кухне удивятся!
Я смотрю с одиннадцатого этажа на Садовое кольцо. Там машинки — «Волги», такси с оранжевыми крышами, жёлто-синие милицейские «москвичата», «запорожцы», похожие на божьих коровок и милые, грустно улыбающиеся троллейбусы, дальние родственники слонов и бегемотов. Посреди Садового кольца ещё толпятся старые дома, кафе «Радуга», мастерские ремонта обуви, лавчонки, норки, «мебелирашки», как говорит мама.
И машинки бегут по Садовому. Как я их люблю! Когда я вырасту, у меня непременно будут свои машинки, и я буду с ними дружить, лечить их и умывать, и мы вместе будем ездить туда, где весело и интересно.
Машинки — вот это да, это я понимаю…
Но все говорят: «Ты же девочка!» И дарят мне больших пластмассовых кукол. Их полагается пеленать. Пеленать у меня не получается, и девчонки в детском саду смеются надо мной. Ещё я лохматая, рыжие волосы не хотят сидеть в косичках, как туго их ни заплетай. К тому же я медленнее всех ем, последняя остаюсь за столом, воспитательницы злятся и грозят кормить меня кривой ложкой. Страшно…
Но сейчас ничего, терпимо. Я дома. На своём подоконнике. Всё ничего, жить можно.
Я решаю потренироваться пеленать, беру жёсткую крупную куклу, раскладываю на подоконнике тряпочки и начинаю. Так, сначала «с ручками». Это сюда, это сюда… Не получается. Что-то откуда-то торчит, какие-то неровности, лишние куски ткани.
