— Ты снова, плотоядный гад, хочешь променять чистый и ничем не обременённый отдых на все эти телевизоры, чайники, холодильники? Эх ты…
Подобная позиция окончательно решила дело, и очень скоро два друга оказались перед воротами убогой гоголевской мазанки с двумя окнами, забранными тяжёлыми решётками, в которой стояло две скрипучие кровати времён Ивана Калиты. Правда для того, чтобы достигнуть приюта трезвых странников пришлось изрядно попыхтеть, поднимаясь пешком в крутую гору и преодолевая множество препятствий в виде путающихся под ногами поливочных шлангов, разрушенных ступенек и постоянно возникающих на пути остатков какого-то сеточного забора. Соблазны можжевеловой рощи ограничивались наличием одного чахлого можжевельником за соседским забором.
На потрескавшихся стенах пристанища висело множество дешёвых картонных иконок, а в углу, словно гроб, поставленный на попа, приютился зашарпанный советский шкаф с приклеенной на боку таблицей утверждённого плана эвакуации. Во дворе стоял вызывающе хромой стол и два подозрительных пластмассовых стула, на одном из которых лежало нечто похожее на плед. Но это был не просто плед, а одна из тех огромных цветастых тряпок цыганистого вида, которые обходят своим вниманием даже автовладельцы средней руки, известные своей слабостью ко всему, что называется ёмким словом «ветошь». Бельё на кроватях было примерно такого же состояния, а на протёртый до дыр коврик с оленями — непременный атрибут советских квартир, смотреть без слёз было трудно. На подоконнике скалился неопрятным трезубцем заляпанный воском подсвечник с мыльным огарком желтоватой свечи.
Туалет не прибавил поборникам трезвости оптимизма — это был не просто ветхий деревянный деревенский сортир типа «очко». В покосившемся прогнившем пенале стоял металлический стул без сиденья, к которому было прикручено ржавой проволокой нечто, что в просторечии называется «седлушка» для унитаза. Однако этот сантехнический аксессуар был явно найден на свалке, где пролежал немало лет. Под всем этим великолепием инженерной мысли стояло простое изъеденной ржавчиной ведро. Завершал нелепую картину санузла непереносимый миазм, который, впрочем, был не самым худшим из всех составляющих интерьера.
— Я же вам говорила, — робко прошелестела за спиной хозяйка, — Удобств никаких…Но ведро я выношу регулярно — так что…
— Да нормально всё… Нам же здесь только ночевать…. — несколько упавшим голосом подбодрил женщину более молодой, а поэтому более оптимистичный Сергей Ильич. И, сторговав четверть запрашиваемой цены, беспощадные противники алкогольных возлияний стали распаковывать свои нехитрые пожитки. Заглянув напоследок к столь неприхотливым туристам, хозяйка с каким-то сожалением посмотрела на быстро собирающихся на горную прогулку товарищей и с сомнением покачала головой:
