— Да, вера. Господа! — сказал иностранец и встал. — Пришло время объяснить, почему я не оставил вам даже тени надежды, то есть ни тени сомнения в том, что у вас нет никаких шансов. Я желал очистить и испытать вашу веру. Вы обязаны верить в выигрыш вопреки очевидному факту, что выиграть вы не можете. Только такая вера истинна, тогда как любая вера, которая ищет поддержки разума, не может быть верой истинной. Adieu.
— Как же так, вы уходите? — спросил Новосондецкий и поднялся. Я тоже встал. Байер уже стоял.
— Теперь, когда я открыл вам мои мотивы, дальнейшая игра не имела бы смысла из воспитательных соображений. Тот, кто подвергается испытанию, не должен об этом знать. В этом-то и состоит испытание. А вы уже знаете.
— Только еще один раз.
Иностранец подошел к Новосондецкому и положил руку ему на плечо.
— Ваша вера делает вам честь.
— Еще только раз, — просил Новосондецкий.
Иностранец отвернулся от него и направился к гардеробу. По дороге он остановился возле Байера, который все еще стоял с отвисшей челюстью и моргал. Он закрыл ему рот, после чего сгреб со стола деньги и положил их в карман. Затем надел шубу и шляпу.
— А я? — напомнил я о себе. — Разве вам нечего сказать обо мне?
— Нет.
Я сухо ему поклонился. Он ответил мне таким же поклоном и вышел.
Я подошел к окну. Иностранец уходил напрямую через поле, но было уже темно, чтобы увидеть, оставляет ли он следы.
— Ну и провел же я его, — произнес Новосондецкий за моей спиной. — Ведь я ни минуты не верил, что он шулер.
Она не сразу заметила, что он уменьшается в размерах. Дело зашло уже достаточно далеко, когда однажды за завтраком она его спросила: «Что с тобой?»
Он пожал плечами, однако тут же, осознав, что этот его жест ничего хорошего ему не сулит, сделал вид, что у него чешется спина, еще несколько раз подвигал плечами, а потом почесал спину под правой лопаткой. Он знал, что совесть у него нечиста, но ее вопрос носил достаточно общий характер и мог относиться к чему угодно, то есть — конкретно ни к чему.
Итак, на сей раз пронесло. Она не настаивала, или, возможно, его спас лишь внезапный и загадочный поворот в ходе ее размышлений, один из тех, что случались у нее довольно часто. Она стала говорить о какой-то своей дальней знакомой, о том, как та не сдержала свое обещание, будто бы данное ею в связи с каким-то делом, что плохо — по ее мнению — характеризовало ту знакомую, ему, впрочем, неизвестную. Он умело поддержал и развил это направление ее критики, вставив несколько вопросов и замечаний в тех местах ее монолога, которые казались ему стратегически важными. Опыт у него был. Так что завтрак завершился под аккомпанемент одной темы и без дальнейших инцидентов.
