— Но к чему мне проигрывать?
— Коль скоро вы меня к этому принуждаете, отвечу откровенно: для алиби.
— Я не нуждаюсь ни в каком алиби. Я же вас предупреждал, что я шулер. Так что все очень просто.
Я молчал. Новосондецкий смотрел в потолок, Байер — в пол. Иностранец смотрел мне в глаза.
Молчание затягивалось.
— Будем играть дальше? — спросил иностранец.
Я посмотрел на Новосондецкого и Байера, но они не желали смотреть на меня. Сидели с отсутствующим видом. Я почувствовал себя брошенным и преданным, ведь не только ради себя, но и ради них я пытался спасти ситуацию.
— Играем, — сказал я назло Новосондецкому и Байеру. — Конечно же, играем. Почему нет?
Новосондецкий перестал смотреть в потолок, а Байер — в пол, и оба, оживившись, взглянули в карты. Ах, вот как. Мне казалось, что я им мщу, а они, оказывается, были мне благодарны. Мое мстительное решение они приняли с облегчением и признательностью.
Я решил больше не вмешиваться. Однако после восемнадцатой партии мне стало жаль Байера. На его лице и руках появилась багровая сыпь. Я положил карты на стол.
— Минутку, — сказал я. — Разве не обязаны вы хоть один раз все же проиграть? Если не для алиби, в котором вы не нуждаетесь, то из гуманных побуждений. Я и мой друг Новосондецкий имеем категорию А, мы годны к военной службе, но господин Байер — человек слабого здоровья.
Иностранец оценил Байера, коротко, внимательно взглянув на него.
— Он выдержит.
— А вы что скажете? — обратился я к моим товарищам.
Они хранили молчание. Байер умоляюще смотрел на Новосондецкого, но Новосондецкий на него не смотрел.
— Коллега Новосондецкий, прошу вас ответить.
— Пусть Байер сам скажет.
— Я выдержу… — прошептал Байер едва слышно и опустил голову.
— Ладно. Я сделал все, что мог. С этой минуты каждый отвечает за себя.
Мы продолжали проигрывать, все предвечерние часы. Никто больше не сказал ни слова. Когда наступили сумерки, Байер не выдержал.
Иностранец как раз снова сдавал карты, как вдруг Байер рухнул перед ним на колени. Его бормотание было поначалу неразборчивым. Лишь немного погодя стало возможно его понять.
— Скажите же, что вы не шулер… Не надо проигрывать, скажите только, одно лишь слово, умоляю, что вы не…
Иностранец наклонился и взял его под руки. Мягко, но решительно он поднял его с колен.
— Вы скажете, да? Скажете? — рыдая, бормотал Байер уже стоя. — Скажете, что вы нет?
— К сожалению, да.
— Но я больше так не могу!
— А вера?
— Вера? — повторил Байер и раскрыл рот.
