Как газетный корреспондент я оказался в стране, представляющей интерес для мирового общественного мнения. То есть, мне было разрешено присутствовать при казни.
То была только одна из многочисленных казней, и я не утверждаю, что наиболее интересная. Был там обломок стены в некой местности, незнакомой ни смертнику, ни солдатам расстрельной команды, в некое время какого-то дня, при неопределенной погоде. Смертник был молодой мужчина, а все собравшиеся, то есть смертник, солдаты и я, видели друг друга впервые в жизни, и вероятность того, что мы вновь встретимся, была ничтожной.
Поставленный к стенке смертник пожелал выкурить сигарету. Солдаты согласились, и мы присели все вместе на груду щебня неподалеку от стены.
— Вы военный корреспондент? — спросил смертник.
— Так уж получилось, — ответил я.
— Тогда я кое-что вам скажу.
Руки у него тряслись и лицо было зеленоватого оттенка.
— Они думают, что я курю свою последнюю сигарету, а это моя первая.
И хотя лицо смертника становилось все более зеленым, его голос звучал торжествующе.
— Так значит, вы не были… вы не курите?
— Никогда в жизни. Я только начинаю.
И его вырвало.
Потом мы шли через какие-то задворки, в сторону шоссе.
— Жалко было давать ему сигарету, — сказал сержант.
— Почему? Любому человеку становится нехорошо от первой сигареты, — возразил я.
— От какой еще первой. Вы видели его пальцы? Они желтые от никотина. Он чувствовал, что его вырвет со страха, вот и рассказал вам свою байку.
— Но для чего?
— Чтобы вы не подумали о нем плохо.
И немного спустя добавил:
— Тот, кто так сильно боится, не должен умирать.
Во время приема никто не обращал на меня внимания. Правда, двери мне открыл сам хозяин дома, а потом вежливо предложил: «Может, снимете пальто», но мне показалось, что ожидал он кого-то другого. Гости, прибывшие раньше меня, пожали мне руку, говоря при этом: «Очень приятно» или «Весьма рад», но потом вернулись к прерванным разговорам. Когда уже сидели за столом, хозяйка дома спросила: «Может, еще салата?», но я подозреваю, что это предложение было лишено какого-то глубокого значения. После ужина, когда воцарилось свободное и оживленное настроение, я решил предложить одной даме пепельницу, но оказалось, что она не курящая. Я начал было рассказывать анекдот, но тут прибыл опоздавший, важный, как видно, гость, поскольку все встали со своих мест, чтобы с ним поздороваться, а потом уже никто не просил меня закончить. Я сел в углу, рассчитывая, что мое добровольное уединение заинтригует собравшихся и они пригласят меня присоединиться к ним, чего, однако, не случилось. Наконец я принял решение прибегнуть к радикальному способу: покинуть собравшихся или хотя бы выразить подобное намерение. Хозяева дома не пытались меня задержать, когда я объявил, что срочные дела вынуждают меня уйти пораньше. Хозяин, правда, сказал: «Жаль», но чего именно жаль, не уточнил, возможно, он думал при этом: «Жаль, что вы засиделись у нас». А хозяйка дома, правда, сказала: «Может, еще когда-нибудь заскочите», но это могло также означать: «Может, заскочите в канализационный люк». Двери за мной закрылись, и я оказался на лестнице.
