На кухне — или как там это помещение называлось — когда мы, пыхтя, притарабанили, наконец, мешок, было непривычно тихо. Лена все еще сосредоточено кромсала на разделочной доске рыбу, Мику дочищала картофельные остатки, а Алисы и Ульяны нигде не было видно, но, судя по воплям, доносящимися из цехов, они нашли себе занятие по душе.
— Последняя, — тихо сказала Лена, деловито вскрывая брюхо очередной безголовой рыбине. — Надоело уже.
— Только я зашел, и все, работа закончена! Видишь, как я влияю на девочек! — обрадовался я.
— Они становятся мокрыми, как пакетики из-под чая? — подходя сзади, светским тоном поинтересовалась Алиса. Славя поперхнулась. — Кстати, о птичках: сколько нам еще осталось?
— Ну, если не считать рыбы, то вроде бы все…
— Нет, глупый, — прыснула рыжая. — Я более глобально — сколько еще будет тянуться эта чертова изоляция, как считаете?
— Насчет этого полной ясности быть не может, — серьезно сказала Славя. — Чушь, которую нам несет Комитет, годится только для идиотов с улиц, вся эта ахинея насчет скорой помощи и окончательного разгрома пришельцев… Знаете, что самое поганое сейчас? Вот это ощущение пустоты. Когда шла война, все было страшно, плохо, темно и больно. Но был враг, и была цель. Отбиться. Выстоять. Выжить. Цель — большая, общая — была у всех, и все были рядом. Теперь это закончилось. Теперь у всех появились свои маленькие цели, и мы их не знаем. Это пугает.
Неразборчиво шипело, посадив транзисторы, радио. В быстрых руках Лены живым серебром посверкивал нож.
— Оу, — присвистнула Алиска. — А я-то думала, что из всех нас ты самая большая идеалистка…
— Послушайте, — Славя поморщилась. — Идеалистом хорошо быть, когда тебе тринадцать лет, и жизнь проста и безоблачна. Ну, или когда тебе тридцать шесть, и ты живешь сыто, свободно и безопасно, в магазинах полно еды, а по улицам не стелется дым. Но мы здесь и сейчас — я думаю, вы согласитесь — совсем не в такой ситуации. Нельзя позволять себе оставаться идеалистами — особенно если имеется желание выжить. Это трафарет, который упрощает восприятие — да, конечно… Но слишком упрощенная жизнь — это опасно. Это самая короткая дорога к небытию и смерти.
— А ты мудреешь на глазах, подруга… — задумчиво протянула Алиса. — Мудрота, говорю, аж зашкаливает, понимание жизни растет по экспоненте.
— В том-то все и дело, — призналась Славя. В глазах у нее плескалась грусть. — Кто-то из гениев сказал в свое время — «счастье — это когда тебя понимают». И это правда, конечно, но только можно ее дополнить: «кромешный ужас, когда и ты тоже понимаешь всех». Всех вокруг. Можешь объяснить любой, даже самый черный и мерзкий поступок. Найти причины любой подлости и подвести обоснование под каждое предательство. Страшно, боязно и бессмысленно жить тогда, ребята, разве нет?
