IV
- Саш, поработав в другой стране, скажи: есть разница между нашими актерами и их?
- Нет, во всяком случае в Польше. Вот мы сидим вчера в буфете, перекур по время репетиции. Я, Данута Стенка (леди Макбет) и Дункан - Славомир Сосниер. Данута говорит:
- Господи, почему я не осталась учительницей русского языка. Сейчас бы жила как все люди.
И закурила.
- Почему я бросил торговать мебелью и вернулся в этот чертов театр. Дела шли хорошо, - говорит Славомир.
А я думаю, какого черта мне не сиделось в Москве: работы по горло и в театре, и в кино. А тут как м... долблю польский. Но кто хоть раз понюхал кулисы, отсюда не уйдет. Нет, ничем не отличается польский артист от нашего. Все то же.
V
И вот Макбет. Весь затянутый в черную кожу - штаны, высокие ботфорты, рубаха. Поверх кольчуга из стреляных гильз. Костюм на все 20 кг тянет, отчего с первых минут артист становится мокрый, как мышь. Небрит. В луче света. Первые слова:
Война уж кончилась.
Идем домой навстречу...
Разумеется, по-польски. И по выражениям лиц польских граждан, в зале можно прочесть: "В кино-то тебя дублировали, а вот каков ты на сцене? Ну-ка, ну-ка..."
Макбет Домогарова - сильный в пластике и словах. Страх неувязок между языком и образом у генерала-убийцы не найти, как прокламации у опытного подпольщика. Макбету сказали: "Парень, бери власть". И он ее хочет. Так хочет, что не скрыть желания.
А тут является его леди - такая же яростная и страстная, как бензин к его пламени. Эта парочка друг друга стоит. По-актерски красивы оба и хорошо смотрятся. Режиссер Вольдемар Смегашевич, приглашенный на постановку из Варшавы, никакими внешними эффектами решил не поражать публику, оставив на ее суд только внутренние взаимоотношения героев и страсть. Временами страсть становится синонимом секса.
Вот сцена перед убийством Дункана. Леди - грациозна, как кошка, с острым профилем в обрамлении рассыпающихся черных кудрей. Она говорит о власти с вызовом, и в ее интонациях, голосе страсть обладания: властью, мужем, телом всем миром. Плюет Макбету в лицо в ответ на его нерешительность. Он отвечает пощечиной. И вот они уже на полу слились в экстазе - клубок змеиный, сексуальный. Этот секс окажется убийственным для всех.
Дальше не будет ни одной сцены близости, а напряжение этого момента беззвучным лейтмотивом пройдет через весь спектакль. Зал в напряжении, и только один человек в зале не потеряет рассудок - это училка Юстина. Она зафиксирует, что дважды ее русский ученик Домогаров соврет в слове "каждэго", поставив по-русски ударение на первый слог вместо предпоследнего. И что у него плохо выходит твердое "ч".
