Он явился на виллу обыкновенной женщины и осведомился у горничной, дома ли госпожа графиня и может ли она его принять. Выяснилось, что Вера Андреевна куда-то уехала, но обещала вскоре вернуться.
— Хорошо, — сказал Михаил, решившись, — я подожду ее здесь.
Ждать пришлось неполных два часа, которые писателю помогли скоротать принесенные горничной французские газеты и несколько чашек чаю. Оглядываясь на высокие напольные часы в корпусе из красного дерева, Михаил то и дело говорил себе, что ему лучше уйти, но тотчас же вспоминал, зачем он здесь, и принимал решение набраться терпения. Стрелки перемещались возмутительно медленно, и наконец — стук колес подъезжающего экипажа, знакомый голос, произносящий какую-то витиеватую немецкую фразу, потом распахивается дверь — и вот, пожалуйста, Вера Андреевна собственной персоной в облаке сиреневого шелка и дорогих французских духов, имитирующих запах сложного букета цветов.
— Ах боже мой, — сказала графиня после того, как были произнесены слова приветствия, — судя по вашему мученическому виду, вы явились благодарить меня за услугу. — Она бросила быстрый взгляд на газеты, лежавшие на столе. — Раз вы добрались до «Монитора» полуторамесячной давности, значит, вам пришлось долго меня ждать. Напрасно, милостивый государь, напрасно: могли бы ограничиться тем, что занесли свою визитную карточку или в современном духе сделали бы вид, что ничем мне не обязаны…
Михаил совершенно смутился и произнес тысячу не слишком связных слов о том, что он, напротив, весьма благодарен госпоже графине за ее заботу и ни за что не хотел бы прослыть в ее глазах невежливым человеком. Однако ироническая улыбка хозяйки дома и выражение ее лица побудили его оправдываться более энергично, и вскоре он договорился до того, что чуть ли не обязан Вере Андреевне жизнью и что в его мнении она стоит выше всех известных ему баденских дам.
«Плохо дело, — помыслила графиня, не забывая благосклонно улыбаться, — он, кажется, намерен просить у меня взаймы. Конечно, он не играет, иначе мне бы сообщили; но… жизнь в Бадене дорога, и он вполне мог поиздержаться…»
— По правде говоря, — признался Михаил, сделав над собой усилие, — я пришел просить вашего совета. Дело в том, что… — Он собрался с духом и признался: — Кажется, я стал свидетелем преступления.
Губы графини все еще изгибались в светской улыбке, но в глазах показалось какое-то новое выражение, которое наверняка озадачило бы Михаила, если бы он находился в спокойном состоянии и успевал улавливать нюансы поведения окружающих. Но сейчас он заметил только слова собеседницы: «Рассказывайте», и, ободрившись, начал говорить.
