Гражданин Вертинский вертится. Спокойно
Девочки танцуют английский фокстрот.
Я не понимаю, что это такое,
Как это такое за сердце берет?
Почему, спрашивает он, на 15-м году революции «слушают девчонки импортную грусть». Молодому комсомольцу Смелякову это было еще непонятно. Кстати говоря, удивительная вещь: Смеляков, который написал эту гадость, был в юности невероятно талантливым поэтом и при этом каким-то невероятно противным. А более поздний Смеляков, прошедший лагеря, был поэтом гораздо более приличным, пока с ним не случился некоторый рецидив имперской идеи в конце 60-х. Он нормальный был человек, писал хорошие, в общем, стихи, но, к сожалению, это были стихи уже не той силы, что в 30-е годы, когда он был замечательным, правоверным комсомольцем. Это был один из парадоксов советской литературы, которая в 60-е годы во многих отношениях стала честнее, но жиже. А до этого она была густенько замешана на крови и производила сильное впечатление.
Вертинский знал, что его здесь слушают, он знал, что он здесь любим. Уже перебравшись в Китай, в Шанхай, где была огромная русская диаспора, где он познакомился с Натальей Ильиной, оставившей о нем прочувствованные воспоминания, уже в 43-м году он добился возвращения.
Я не знаю, насколько справедлива легенда о вагоне медикаментов, которые он привез, потому что, по воспоминаниям его жены Лидии, достать тогда таблетку аспирина в Шанхае было практически невозможно. Она стоила бешеных денег. Да и откуда Вертинскому было взять деньги, когда, для того чтобы расплатиться с долгами, ему пришлось месяц работать практически бесплатно в собственном кабаре? Он уезжал нищим, что там говорить. Он часто говорил жене и дочерям: «Все, что у меня есть, это мировое имя. Больше я ничего не скопил». Это совершенно справедливо.
Вертинский, вернувшись, проделал еще более характерный для русского эмигранта путь. Короткое время он был в восторге, в частности, напросился уже в 45-м году на встречу с Ахматовой, которая переживала тогда недолгий ренессанс своей дореволюционной славы. Ахматова, Пастернак и Ольга Берггольц встретились в Москве, не помню, на чьей квартире, можно это уточнить. В этот момент поступил звонок от Вертинского. Он после концерта хотел приехать, увидеть Анну Андреевну и со всеми пообщаться. С Берггольц он не был знаком, Пастернака слышал шапочно, но толком представления о его поэзии не имел, а вот Ахматова… Ведь это он сделал хитом «Сероглазого короля». Именно на его мотив мальчишки-газетчики распевали: «Горе тебе, безысходная боль, отрекся от трона румынский король», – что Ахматова всегда считала своим самым большим литературным успехом. Вертинский приехал и начал рассказывать умиленно о том, как он счастлив на родине. Он говорил: «Нет, вы, конечно, любите родину, но так, как я, вы родину любить не можете. Только тот, кто прожил от нее 20 лет вдали, – с актерским своим широким пафосом говорил он, а человек он был, как вы понимаете, очаровательный, – только тот, кто 20 лет прожил без родины, только он любит ее по-настоящему! Вы все не можете этого понять».
