— Как долго, — сказала дама, а в митькином воображении всплыли те ременные застежки на башмаках сестры, которые только что видел и смысла которых не понял.
Прыжок с петлей мисс Гелла Вельтон оставляла на самый конец. Машинально поправив голубой колпачок, придерживавший волосы, она вдруг раскинула руки и завращалась вокруг трапеции. Потом, недосягаемая, она посылала свои поцелуи всем, кто пришел сюда ради нее. Голос рядом заставил вздрогнуть Митьку.
— Штрабат, — произнес спутник дамы, которая все еще чистила апельсин.
Пророкотала толстая труба, и все стихло. Тишину пронизывали лишь напрягшиеся до легкого гуденья тросы, шипенье прожектора и затаенные взоры люден. Митька украдкой поднял глаза. Вельтон, чужая и беспощадная, стояла с петлей на шее и пристально вымеряла расстояние до желтого, поджидающего песка. Степень тишины многократно усилилась. Кто-то поднялся уходить. Женский голос крикнул: «Довольно!» Митька перевел глаза на ложу. Дама перестала чистить апельсин, и вопросительно поднятый ноготь спорил блеском с ее же бриллиантом, посылавшим пронзительные лучи в митькины зрачки. Так продолжалось не более мгновенья. Потом ноготь мизинца опять врезался под оранжевую корку. Рукоплесканья и бурное рычанье оркестра возвестили об окончании номера. Сестра стояла на песке, светлая и несбыточно голубая, с перекинутым через плечо плащом, а над головой еще качалась шелковая веревка. Уходя, Митька успел приметить на арене Стасика, циркача, провожавшего сестру на первое свидание с братом. Собаки, выстроясь полукругом, жались друг к другу, остро и нервно глядя на своего повелителя.
Распахнув шубу, Митька выбежал из цирка. Щекутина он нашел за карточным столом в третьеразрядной малине. Они вышли тотчас же; Донька был заранее отправлен на место. А несколько часов спустя, еще до рассвета, они расстались, покидая акционерного медведя в самом неприглядном виде. Оставшись наедине, Митька посидел на бульварчике, охваченный странной апатией. Голова работала вяло, мысль не удавалась ей. В снежной пыли жесточайшего мороза сумбурно плыли освещенные окна. Безмолвие ночи тяжко лежало на городе, но уже объявлялась смутная белесость на снегу, и реял легкий гул пробужденья. Митька разбудил извозчика и нанял на Благушу, в надежде еще застать там Аггея.
Рассчитаться с Аггеем, а потом закатиться на отдых в дальнюю провинцию было тогдашним его намерением. (С некоторого времени очень дурные мысли липли к митькиной голове.) Он ехал, распахнув шубу, и старался не думать ни о чем. Визгливо пели полозья, и Митька рассеянно внимал их унылому пенью.
