Вор | страница 105



— Ну, уж вы и скажете… — смущенная, мигала длинными ресницами Зинка к еще большему воспламенению Чикилева. — Только песни петь и умею.

— …и еще любить, любить умеете, как никто в наше время не любит! Ведь я же знаю… Вы этим Митькой увлечены. (Временно, конечно, но весьма!) В тюрьму к нему, к его больничной койке ходите, белье ему стираете по ночам, чтобы никто не видел… плачете, наконец, о нем! А я терзаюсь в соседней комнате, шепчу вам, шепчу — ведь он же ветрогон, ошлепыш, вор ночной, неверный, туман-человек! Он даже отблагодарить не сумеет, а только оживотит и бросит… как и первый вас бросил и девочку в воспоминанье оставил. Слушайте, заклинаю вас!! Если Чикилев, Петр Горбидоныч, предлагает руку вместе с сердцем, это значит Петр Горбидоныч идет на подвиг! Это значит Петр Горбидоныч смягчился и желает примириться с миром. Древо расцветает, сухое… виноват, да что же это делается-то со мной? — он потерянно огляделся и сел на прежнее место.

Закинув голову, как бы дразня Чикилева соблазнительной белизной шеи, Зинка хохотала над любовью Петра Горбидоныча.

— Ты… — вырывалось у ней между приступами смеха. — Ты меня хочешь?.. Да что же останется-то от тебя? Ведь у тебя и рук-то не хватит меня обнять! Ты знаешь, весу-то сколько во мне? Ах ты, сопляшка… — и она опять предавалась своему несвоевременному, полнозвучному веселью. — Ой, даже живот вспотел хохотамши, до икоты довел!.. Тебе, что ли, я белье стану стирать? Ведь ты не только в тюрьму не сядешь, не напьешься… ведь ты даже не простудишься! В Чикилихи хочет меня произвести. Да можешь ли ты понимать мое несчастье? Митька! Один остался на земле смелый и несчастный человек, и ты даже по следам его пройти не можешь, а ведь туда же. Воробей к корове посватался… Бога на тебе нет!

Петр Горбидоныч оскорбленно моргал на пуншевые конфеты.

— Насчет бога, это вы к братцу вашему адресуйтесь. Он вам докажет по последним научным данным. И что еще это значит, бог? Ленин вот на Красной площади лежит… могу притти и удостовериться, — а бог где? — Он не выдержал взятого тона. — Эх, вы бы хоть недельку пожили со мной и узнали бы, что я за человек. Жалко, происшествий вы не читаете, а поучительные есть. Текут-текут слезки-то, а? Да-с, сколько веков солнышко светит, а все не может человецкие слезы осушить… А ваши только еще зачинаются.

Собираясь уходить, он мимоходом выглянул в окно, выходившее во двор. (Два других окна выходили на улицу.) Там мальчики в коротких штанах, открывавших голые посиневшие коленки, бегали по двору, подергиваемые воображаемыми седоками, кричали и выигрывались.