— Где вы галстук такой сумасбродный купили? — деликатно подал голос Манюкин, сторонясь от душного чикилевского дыхания.
Но тот уже неописуемо вертелся по комнате, делая тысячу всяких приготовлений: шлифовал штиблетный блеск, тер нашатырным спиртом воротник, ножницами скоблил себе зубы, выглядывал за дверь, прислушивался к часам, идут ли, приводил в порядок книги на столе. Сказать по правде, их и было-то всего три: налоговое руководство, собрание занимательных историй из быта высокопоставленных лиц и, наконец, словарь непонятных слов, каковым он пользовался тайком при составлении писем (для шику и безвредного блеска). На его счастье книги были изрядные, даже и одной из них ему хватило бы до конца дней.
Отплясав же положенное время, Чикилев быстро раскатился на своем стуле и оказался опять возле Манюкина. И опять Манюкин захлопнул тетрадь и, съежась, смотрел с тоскою на расфранченного сожителя. Тот, однако, не смутился, а лишь повращал шеей, и удушающий бант скрипуче поездил по его крахмальному воротнику.
— Гражданин! — прочувствованно заговорил Чикилев. — Весь сгорая жарким огнем, вот уже полчаса, заметьте, стремлюсь высказаться, а вы предаетесь чистописанию. Удовольствие, по-моему, не ахти какое. Только и смыслу, что не противоречит декретам! Так-то-с.
— Говорите, говорите, Петр Горбидоныч… — превежливо поерзал Манюкин. — Я всегда, как это говорится, рад… И даже сам, если позволите, интересуюсь о причинах этого… преображения вашего. Валяйте! — вдруг с истинным добросердечием махнул он.
— Мне валять нечего, — степенно возразил Чикилев. — Я к вам вежливенько подступаю, а вы лаете на меня, характерно, как пес. Чорт знает, двое интеллигентных людей не могут сговориться в течение часа…
— Да помилуйте, всего только минута и прошла, Петр Горбидоныч! — расстроенно вскричал Манюкин, потому что ему и в самом деле показалось, будто он обидел человека. — Да я всегда готов посильно облегчить вашу тяжесть, которую, как я подозреваю, вы носите на душе. Если вам нужны советы, доброе слово, наставления… я же ведь постарше вас!
— Мне чужих советов не надо… да и какие вы мне можете давать советы? — резонно отчеканил Чикилев, отбивая такт по манюкинской коленке. — Какой совет, заметьте, можете вы мне дать, если вы сами, характерно, либо с ума сойдете, либо самоубийством кончите!
— Ну, уж и самоубийством! Всегда вы шутите, Петр Горбидоныч, — подавленно заулыбался Манюкин.
— Мне не это надо. Хочу, чтоб кто-нибудь слышал меня, которого никто не слышит. Прошли, заметьте себе, те денечки, когда всякий мог не слушать меня! Дудки-с! Эх, у меня сейчас такое состояние психологии, что я, характерно, весь мир земной готов обнять от счастья, но при условии…
