Орленок | страница 5
— Вадик, а на углу Дзержинского и Коминтерна стоит дом, где останавливались Пушкин и Лермонтов, — вспомнил Володя.
— А кто жил в доме, где сейчас наша школа, в девятнадцатом веке? Молчите? Значит, не знаете, — торжествующе произнес Геннадий. — Коста Хетагуров! Я люблю его стихи. Вот послушайте:
— Какую ты мне мысль подал! — подскочил уже засыпавший Борис. — Это будет здорово! Мы устроим вечер в новом учебном году: «Хетагуров в нашей школе». Сегодня первое августа, значит, ровно через месяц…
— Я займусь художественной частью, — перебил его Витя, «мастер художественного слова», как в шутку звали его одноклассники.
Начали обсуждать программу вечера, но усталость брала свое, и они засыпали один за другим.
Проснулись по привычке рано. Начинался обычный трудовой день. Но почему не едут из центральной усадьбы за зерном? Почему на дорогах ни души? Ребята осаждали вопросами Кузьму Гордеевича.
— Едут! Едут! — вдруг раздалось несколько голосов.
Две подводы мчались прямо к току. В одном из ездовых школьники узнали заведующего хозяйством дядю Гришу — маленького, подвижного толстяка, у которого про запас всегда было много шуток и острот. Ребята бросились к нему навстречу, но завхоза словно кто подменил: ни на кого не обращая внимания, он подошел к Кузьме Гордеевичу.
— Собирай имущество, Гордеич. Вакуация. — Новое для многих слово он выговорил с трудом и неправильно.
Кузьма Гордеевич молча нагнул голову, широкие брови сошлись на переносице.
— Хлопцы и девчата, — громко сказал дядя Гриша, — собирайтесь. На вокзал отвезу. Да не бойтесь вы, — дядя Гриша улыбкой подбодрил ребят, — успеете до своих мамок добраться…
Немного недоезжая до вокзала, ребята увидели голубой дымок-облачко.
— Поезд! Бежим!
Эшелон был переполнен. Ребята подбегали то к одному вагону, то к другому:
— Мы ученики, урожай убирали.
— Мы из Ставрополя. Возьмите нас.
…Утром третьего августа подъезжали к Ставрополю. Поезд замедлил ход. «Тук-тук-тук», — стучали колеса. «Тук-тук-тук», — вторили ребячьи сердца, а мысли о доме мчались вперед, быстрее поезда.
— Как думаешь, Вадим, займут фашисты город? — спросил Геннадий.
— Раз эвакуация, значит, дело плохо, — ответил Вадим. — Из-под кепки, глубоко надвинутой на лоб, смотрели синие грустные глаза. Лицо Вадима было черным от пыли и паровозной копоти.