Мать облегченно вздохнула.
— Генька, Генька, когда ты меня мучить перестанешь? Горячая ты голова…
В небе послышался гул самолета. Гул все ближе, ближе. Геннадий кинулся к дверям.
— Куда? — крикнула Ольга Ивановна.
— Это же наши, мама! Понимаешь, наши!
Соседи стояли под ореховым деревом и следили за самолетами. Самолеты спокойно кружились в воздухе. Казалось, летчики шлют привет тем, кто был отрезан от родного мира.
Но вот самолеты развернулись, сбросили первые бомбы.
— Казармы бомбят, — уверенно определил Геннадий.
— Немедленно иди в бомбоубежище, — приказала Ольга Ивановна. — Умереть и от своей бомбы страшно.
Геннадий нехотя повиновался.
«Чтобы на самом видном месте!»
Настойчивая мысль не давала покоя: как сдержать слово, данное Андрейке? Как узнать, где фронт? Вадим не знает, а дядя Коля не скажет. Не любит он, когда к нему пристают с вопросами.
Геня сидел у окна. Ветви деревьев качались от ветра, запоздалые пожелтевшие листья лениво кружились в воздухе.
Послышались шаги. В комнату вошел Миша.
— Знаешь что? Идем со мной на вокзал выбирать из шлака уголь.
— Зачем?
— Зачем, зачем… Дрова тебе не надоело таскать? Дедушке Егору обед понесем, чтобы пустили.
Геннадий согласился.
По пути задержались у своей школы, на одной из стен ее кто-то написал углем «Капут Гитлеру».
Геннадий схватил Михаила за руку.
— Вот бы и нам такое, а? На самом видном месте! Или, знаешь, что? Или лучше лозунг… на красной материи — и повесим на нашем доме!
— Здорово! Но на нашем доме не надо — сразу найдут, кто сделал.
— Ладно. Решим на обратном пути, — согласился Геня.
Дедушку Егора они нашли не сразу. Когда на них кричали патрули, мальчики показывали дедушкин обед — борщ, мамалыгу, картошку в мундире — и сбивчиво объясняли, что тут работает дедушка — гроссфатер. Возле багажного отделения они вышли на перрон, побежали к будке.
Дед Егор раньше работал стрелочником. Приказу оккупантов явиться на работу он не подчинился. Тогда за ним пришли свои железнодорожники и уговорили.
Дед был очень рад приходу внука и его товарища. И солдат-часовой тоже почему-то улыбнулся. Может, ребята напомнили ему дом, семью. Он похлопал по плечу Геню и вышел.
— Определенно, рабочий. Впервые вижу доброго немца, — сказал Миша.
— Может, даже коммунист, — предположил Геннадий.
Дедушка спросил Мишу, как здоровье мамы, почему не приходил долго.
— Мама прихворнула, и я не мог никуда отлучиться. Не сердись, дедушка. А когда мама была здорова, в лес ходили, за дровами. Мы их продаем, чтобы хлеба купить.
