Просто для сведения: замшелая старая библиотека с обоями, шелушащимися на стыках, и дохлыми мухами в каждой матовой лампе, свисающей с потолка, — все, что ты помнишь, по-прежнему здесь. Если ты помнишь. Все тот же обшарпанный глобус, пожелтевший до цвета мутного бульона. Континенты разрезаны на территории вроде Пруссии и Бельгийского Конго. На стене так и осталась табличка в рамочке: «Всякий, кто уличен в порче библиотечных книг, будет привлекаться к административной ответственности».
Старая миссис Терримор, библиотекарша, она носит все те же твидовые костюмы, только теперь у нее на лацкане прикреплен значок размером чуть ли не с ее лицо. На значке написано: «Живи в новом будущем вместе с финансовой службой Оуэн-Лендинг!»
То, что тебе непонятно, можно понять как угодно.
По всему острову люди носят похожие значки или футболки с рекламой услуг и товаров. За это они получают призы или денежное вознаграждение. За то, что носят значки и футболки. Превращают свои тела в рекламные плакаты. Ходят в бейсболках с телефонными номерами, начинающимися на 1-800.
Мисти пришла сюда с Табби. Они ищут книжки о лошадях и насекомых, которые задали в школе для чтения на лето. Этой осенью Табби пойдет в седьмой класс.
Компьютеров нет и в помине. Нет подключения к Интернету, нет электронных баз данных, а значит, нет и посторонних из летних людей. Вход с едой и напитками запрещен. Видеокассеты и DVD-диски на руки не выдаются. Разговаривать разрешается только шепотом. Табби в отделе детской литературы, твоя жена — в ее собственной личной коме: в отделе книг по искусству.
На занятиях в художественном институте вам расскажут, что именитые старые мастера: и Рембрандт, и Караваджо, и Ван Эйк, — они просто снимали копии. На рисовании в школе у Табби так делать нельзя. Ганс Гольбейн, Диего Веласкес, они сидели в бархатном шатре, в сумрачной темноте, и зарисовывали внешний мир, который просвечивал внутрь сквозь линзы. Или отражался от вогнутого зеркала. Или, как в камере-обскуре, попросту проецировался в их тесное темное пространство сквозь небольшое отверстие. Они проецировали внешний мир на экраны своих холстов. Каналетто, Гейнсборо, Вермеер, они целыми днями сидели в темноте, обводя очертания зданий или обнаженных моделей, освещенных лучами солнца снаружи. Иногда они клали краски прямо поверх спроецированных цветов, подбирая оттенки в точном соответствии с блеском тканей, ниспадавших спроецированными складками. Писали точный портрет за полдня.
