В коридоре раздался топот.
— Эсмир, дверь! — вскинув руку, мечом указал король, и сталь полыхнула пламенем очага. — Никого не впускай!
Сеанар [досл. «первый воин», сотник] Темной Стражи, бросил короткий взгляд на занавесь балкона, отмеченную кровавыми следами, и быстро развернувшись, вышел; дерево гулко ухнуло.
— Моя королева, — учтиво склонил голову Эсмир, положив руку на железное кольцо двери и не сводя глаз с Аделы.
— Пропусти! — велела Перворожденная, попытавшись оттеснить воина. — Там мои дети!
— Приказ короля, — не дрогнул сеанар, — Никому не входить.
Адела отступила, обхватив плечи. Тело содрогнулось под тонкой тканью сорочки, мороз пробежал по коже. Тихий голос Эсмира отразился ужасом в лазурных глазах, в горло провалился ком. «Случилось непоправимое!» — оборвалось сердце. Она качнулась вперед… Но Темная Стража не нарушит приказ короля пока тот не противоречит чести.
Руки женщины опустились на округлый живот, в тщетной попытке сохранить тепло для еще нерожденного. Ковер под ногами скрывал прохладу голого камня, и все же онемение медленно поднималось от босых ступней, грудь сдавило… Но холод ли повинен в этом?
Плащ Эсмира сверкнул серебром в неровном свете факелов и «черный волк, воющий на луну», укрыл плечи королевы.
…Дарс Летар вглядывался в сапфировые глаза малыша; за спиной воинственно потрескивал камин.
«Пропусти! Там мои дети!» — слышал он крик Аделы.
Медленно опустил клинок в колыбель.
Малыш крутил головой, маленькие ручки цеплялись за густую бороду. Язычок мелькал по губам, собирая капли багрянца, но клыки уже скрылись; глаза сверкали сквозь мрак все теми же холодными искрами.
Дарс скомкал простынь и аккуратно отер кровь с губ Марена, малыш фыркнул, пытаясь отвернуться. Король отступил; серый бархатный халат, нагретый камином, грел кожу… Быстрый поворот, и свет пламени упал мальчику на лицо; зрачки сжались до черных точек, сапфиры полыхнули ярче, но зубы остались ровными — клыки не проглянули. Малыш улыбнулся теплым «янтарным ладоням», ласкающим щеки.
Король облегченно выдохнул, улыбка дернула бороду; простынь скользнула по подбородку ребенка, собирая остатки «алой росы».
— Сильная кровь, — шепнул малышу Дарс Летар.
…Эсмир отступил за миг до того, как дверь приоткрылась, и король боком протиснулся наружу.
Дарс понимал, что Адела постарается проскользнуть в покои, и не позволил сделать этого: ей не зачем смотреть. Он все расскажет, но позже. Каким бы красочным не будет рассказ — знать, не то же, что видеть. Воображение порой рисует картины более ярко, но до безжалостной памяти ему далеко.
