Хранитель. Первая война | страница 10



— Это не скорбь, Эллардис, — сказал Иллигеас тем голосом, от которого она, сама не замечая, вытянулась, как по струнке. — Я лишь храню память.

— Светлая ему память, — ее глаза широко раскрылись и впились в него. — И все-таки… Последние дни ты отдалился от всех. Я понимаю, что у нас разные Ордены, но есть и общие советы. Тебе, как помощнику главы, должно быть на них.

— Все Ордены равны, — напомнил он, болезненную для своей гостьи правду. — Я знаю все, о чем говорят на советах.

— Значит, я зря беспокоюсь о твоей неосведомленности, — она учтиво склонила голову.

— Я благодарю тебя за заботу, — Иллигеас поклонился ей в ответ.

Эллардис, понимая, что разговор закончен, медленно подняла острый подбородок на достойную высоту, готовясь уйти. Уже после первых дней обучения в магистрате, она перестала пользоваться обычными лестницами и дверьми. Многие не поощряли этого, но спорить с правой рукой Темного Ордена, никто не смел, никто кроме Иллигеаса. Он один не покорился никаким ее чарам, ни ласковым, ни жестким. С Белым Орденом, она мирилась только из-за него, Изумрудный же, не ставила даже во внимание.

Уже собираясь раствориться, Эллардис остановилась и обернулась вполоборота.

— Раз ты все знаешь… Этиль Арад ждет пополнения. Новый указ будущего Архимага. Кого же приведешь ты в ученики? — мелодичный голос содержал в себе яд, о котором Иллигеас знал. — Будущий Архимаг сам хочет увидеть учеников и их наставников. На игрищах.

— Не думал об этом, — прямо ответил тот.

Эллардис исчезла. Недовольство внешне она скрывала. Мысли ее Иллигеас читать мог. Не все, правда, но недовольство увидел. Другую часть сознания, та умело припрятала от всех чтений. Дождавшись ее ухода, он подошел к самому краю башни. Тут не было бортиков, или балконов, только колонны и купол. Внизу мягким ковром стелились облака. Каждый вечер хотелось ему слиться с ними, но человеческое тело, вот уже чуть больше тысячи лет, не позволяло этого сделать. Оставалось только наблюдать.

* * *

Сны, самые страшные, успели посетить Хорана, пока он дремал у жаркого очага. Снились ему и города за морем, и былые создатели. Дремота отпустила его тяжело. Шея затекла, а голова болела так, что он еле встал на ноги.

— Одурманила, старуха! — он схватился за лоб и застонал.

Ведунья, сидевшая напротив него, криво ухмыльнувшись, пустила дым ноздрями и отложила трубку.

— Ты сам утомился, я лишь помогла тебе заснуть, чтоб не мешал, — сказала она. — Зазорного тут нет. Зато детки твои с золотыми головками теперь. На время, не забудь.