Отмахнувшись от едких клубов, Хоран склонился над корзинкой. Малыши сладко спали. Их черные волосы стали пшенично-золотистыми.
— К железу их не пускай. К оружию всякому, — прервала ведунья его любование.
Она много знала. Ее глаза хитро блестели. Хоран, будто чувствуя не доброе, уложил детей и накрыл корзину. Сквозь дым, он смотрел на лицо знахарки, которое покрывали глубокие морщины.
— Отец должен выучить сына, обучить всему, — с гордостью пробасил он, на что та мотнула головой.
— Все они сами знают. От рождения. В зеркала им глядеться не давай, — крепкие клубы совсем скрыли ее. — Железо им, что хлебный мякиш, а вот зеркало…оно им вернет истинное обличие. Если кто узнает, не посмотрит, что ты вожак и глава…
— Хватит! Сама держи язык за зубами. Никто не узнает, — Хоран подхватил корзину и покинул дом.
Ведунья только зубы оскалила. Зла она не держала. Закрыв дверь, она уселась в глубокое кресло, обтянутое грубой кожей, и задымила пуще прежнего.
* * *
На следующий вечер назначили наречение. Люди собирались с опаской. Колыбель Хоран не показывал до последнего момента. За широкими длинными столами, выставленными на поляне, сошелся весь народ, и старые и молодые. Разные домыслы витали в воздухе, пока глава не вынул детей из колыбели. Увидев их светлые головы, народ успокоился.
— Нарекаю сына своего Аргелором, наследника своего, а дочь — Тирой! — голос его звучал гордо, громко и как то чуждо, будто говорил не он.
После этого, празднество быстро набрало силу. Под песни и пляски закат сменился ночью. Зажглись костры, и веселье продлилось до самого утра.
* * *
С того вечера, время для Хорана понеслось, как птица. Дети росли, и не было им равных в Раданаре. Два его советника, имея своих отпрысков, завидовали Хорану белой завистью. Раньше остальных, его сын и дочь сели в седло и кони к ним шли сами, без понуканий. Все, чему их учил отец, они схватывали на лету, без долгих объяснений. Каждое его слово, они знали наперед.
Реадна же, напротив, общий язык с ними не нашла. У других матерей, дочери скоро осваивали домашнее хозяйство, перенимали мастерство шитья и выделки, тогда как в руках ее дочери, вся кухонная утварь ломалась и трескалась. Тира старалась учиться усердно, но дом будто выгонял ее прочь. За что бы она ни взялась, все обязательно ломалось, даже женские платья на ее плечах, превращались в лохмотья. Много раз Реадна пыталась причесать и ее волосы. Тяжелые, как из стали, прямые локоны, не желали лежать в косе, а все попытки их заплести, оканчивались кровавыми порезами. Пальцы от них, как ножом резало.
