Так близко подходить в небытию – неоправданно. Это самонадеянно: всерьез проверить, пустыня ли твоя душа? Никчемным созданиям, беспричинно нырнувшим в небытие, не найти обратного пути к поверхности… Мотылек на ладони то складывал крылья, наполняя все существо отчаянием – то распахивал их и дарил надежду. Черное-белое, черное-белое. Никаких полутонов. Только бурливое бытие и смертный покой. Две крайности. Все дальше и дальше, сливаясь в точку. И опять это неизбежное, мучительное – присутствие в бархатной пустоте в виде горошины, еще не освобожденной из стручка, еще не упавшей в почву, но уже готовой прорасти жизнью…
Первым телесным ощущением, вернувшимся властно и резко, стало удушье.
Следом явился холод. Боль деловито дернула позвоночный ствол и взялась проверять нити нервов, каждую жилку. Тело скрутила судорога, и только узость щели спасла от серьезных ранений. Вторая судорога выгнула в дугу, до предела оттягивая назад голову, выворачивая плечи, выкручивая жилы на ногах. Ноттэ ощутил, что кричит, и с криком теряет жалкие остатки воздуха. Захлебывается, гибнет повторно и уже окончательно. Последним усилием он выдрал непослушное тело из щели, рванулся вверх. К солнцу! Ослепительному, великолепному солнцу, окутанному венком золотых бликов речной поверхности.
Нестерпимое сияние сжигает все существо и наполняет ликованием.
Первый крик – он никогда не утрачивает своей воистину волшебной силы. Он запоминается на всю жизнь… новую, начатую с чистого листа.
Ноттэ нащупал скалу, рывком вытянул себя из воды и зашелся кашлем. Холод не отпускал, вода горной реки настояна на льду.
Мир сгорел, он чернее бумажного пепла, солнце не пощадило глаз.
Постепенно выносливость нэрриха справилась с бедами. Ноттэ отдышался, проморгался, растер непослушными руками сведенные судорогой ноги. Шипя и хрипло ругая себя, то ли пополз, то ли поплыл в сторону берега. Наконец, он выбрался на острые камни отмели. Замер, улыбаясь солнцу и продолжая слепнуть с закрытыми веками, но – глядеть на него, ослепляющее. Прекрасное, как сама жизнь.
Как замечательно быть частью и – видеть весь этот мир!
– Может, построить маяк? – хрипло предложил Ноттэ самому себе. – Я мотылек, я лечу к солнцу, я знаю, что это счастье – сгореть и раствориться. Но куда большее счастье – остаться собой, маленьким человеком на берегу…
Он рассмеялся, лег, не обращая внимание на острые кромки камней под спиной и шеей. И стал греться, всей кожей впитывая солнце. Светло-соломенное, как лучшее вино. Терпкое, пахнущее цветением, пьянящее и легкое.
