— Блиц купп, — и тут же дополнил свою скудную европейскую речь местной скороговоркой.
Константин перевел:
— Молния ударила в дамбу. Дамба рухнула, и вода размыла железнодорожное полотно.
— И как часто бьет молния и размывает железнодорожное полотно? — через переводчика спросил капитан.
— Как часто бывает ливень, — был ответ. — Насыпь свежая, из прибрежного ракушечника.
В свою очередь спросил иностранца дежурный по вокзалу:
— Что передать начальнику станции? К ночи он вернется. Авария недалеко отсюда, в двадцати километрах.
Иностранца интересовало, как скоро дойдет из Варны чертежная доска, если заказать ее по телеграфу.
Оказывается, все дело в оплате. Как только магазин получает деньги заказчика, сразу же отправляет покупку по указанному адресу.
По пути в поле, где стояли фуры, и геодезисты под командой унтера Семиволоса работали буссолью, аккуратно занося на карты новые ориентиры, Константин Фаврикодоров спросил:
— Николай Дмитриевич, стоило ли в такую жару делать вылазку в город? На базаре одни фрукты, нет даже любимой вами брынзы. К тому же не застали начальника станции.
— Зато мы многое узнали. Вы, например, узнали, куда исчезла брынза.
— Мутесариф запретил. Консервируют сыры.
— На продажу?
— Для армии.
— А что говорят жители?
— Раньше не консервировали.
— Значит, раньше не было надобности. А здесь, на станции, мы узнали, что насыпь ненадежная. А в двадцати километрах северней Шумлы есть крупный водоем. Воды его могут разрушить железнодорожное полотно. И тогда в крепость Рущук не пойдут поезда из Варны. Водоем нужно будет нанести на топографическую карту. На французской карте его нет.
Ехали седло в седло. Хоменко немного приотстал. Он, как и полагается страже, смотрел по сторонам. Ведь и при свете дня могут наброситься грабители.
Некоторое время ехали молча. Кони под знойным солнцем шли беспокойно, мотали гривами, отбиваясь от таких же злых, как и в России, оводов.
— Карты, которые вы рисуете, как скоро будут нужны деду Ивану? — спросил Фаврикодоров.
— Как прикажет его императорское величество.
Болгарин вздохнул:
— Быстрее бы.
Его мысли были в Габрово. Там он оставил сына, престарелых родителей. И где-то у мудира, этого отставного башибузука, жена. Константин ее по-прежнему любил. Как и сына. И родителей.
Догадывался Николай Дмитриевич: его проводник и помощник жил ожиданием встречи, но не такой, не тайной, скрытой от глаз турецких ищеек.
Он жил мечтой, что в Болгарию придет из России дед Иван в облике русского солдата, и от мудира останется разве что придорожная пыль. Он обнимет родных ему людей. Будет солнце над Болгарией, как и над Россией, — одно. Порта навсегда уберется в Азию.
