Иногда, правда, Мина доставляла адвокату хлопоты. Однажды Джагдиш, проверяя отпечатанные Миной деловые письма, вскинул изумленно брови и сказал:
— Мисс Мина! Подойдите ко мне, пожалуйста!
Мина подошла.
— Ничего не пойму, — признался Джагдиш. — Вот смотрите, что вы напечатали. Сначала идет все, как положено: «Уважаемый коллега! На ваше письмо от четвертого апреля сего года…» Здесь все верно. А дальше — что такое: «Милый мальчик, где ты, вернись…»? Что за ерунда?
Мина густо покраснела.
— Так не годится! — сказал Джагдиш. — Надо перепечатать!
Мина взяла письмо и вернулась в свою комнату, сгорая от стыда. Она и сама не заметила, как ее мысли, ее боль выплеснулись на бумагу. Что подумает господин Джагдиш? Ах, как неловко получилось!
Однажды Джагдиш, заметив удрученное состояние Мины, не выдержал и спросил:
— Вас что-то тревожит, мисс Мина?
— Меня? Нет, — ответила она поспешно.
Она не хотела ничего объяснять. Ее боль принадлежала только ей.
— Значит, мне показалось, — пробормотал Джагдиш. — Извините.
Он не считал себя вправе пытаться узнать то, что другой человек хотел бы скрыть.
Жалованье Мине адвокат определил выше, чем это было принято обычно. Он чувствовал, что девушка нуждается, но, поскольку она не приняла бы от него помощь в явном виде, схитрил, повысив ей жалованье в полтора раза.
Мина, как работница, его вполне устраивала. И даже то, что она не могла похвастаться большими успехами в стенографии, Джагдиш готов был ей простить, ибо был добрым по натуре человеком.
И только однажды его чувства обнажились, помимо воли. Обнаружив Мину сидящей в глубокой задумчивости за пишущей машинкой, Джагдиш подошел к ней. Лицо девушки было так печально, что у адвоката сжалось сердце. Мина, заметив его присутствие, вздрогнула и поспешно склонилась над машинкой.
— Мисс Мина! — вырвалось у Джагдиша. — У каждого человека в жизни бывают потрясения, которые оставляют в сердце след. Но жизнь нельзя остановить, она должна продолжаться.
Он все видел, оказывается, этот Джагдиш. Видел и переживал за нее.
— Вы правы, — пробормотала Мина, потупившись.
Джагдиш, смущенный собственным порывом, вышел из комнаты. Но он напрасно смущался. Ведь он сказал правду. Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что!
