Человек, которому не в диковину то, что французы называют badinage[15], не принял бы замечания моего патрона всерьёз. Однако Филлис, не знавшая света и не привыкшая к легкомысленным речам, очень смутилась. Слово «христианский» было для неё слишком свято, чтобы употреблять его шутя. И хоть она не вполне поняла, что предосудительного мистер Холдсворт усмотрел в её поступке, ей, очевидно, захотелось отвести от себя обвинение. То простодушие, с каким она принялась оправдываться, позабавило моего друга, и он ответил ей новою шуткой. Она смешалась ещё сильнее. Тогда Холдсворт вдруг оставил свой шутливый тон и сказал что-то уже вполне серьёзное, причём так тихо, что я не разобрал слов. Филлис, вспыхнув, умолкла.
Немного погодя вернулся мистер Хольман, сделавшийся похожим на ходячую груду шалей, плащей и зонтов. Всю дорогу до фермы Филлис держалась подле него. Мне показалось, что она стала избегать моего патрона, хотя теперь он разговаривал с нею в точности так, как всегда, когда бывал серьёзен: любезно, предупредительно и словно бы её опекая. Вид нашей промокшей одежды, разумеется, произвёл в доме большое волнение, но отнюдь не это побудило меня познакомить читателя с маленьким происшествием того вечера. До ночи я не переставал думать о том, что же мистер Холдсворт сказал Филлис там, на пустоши, и почему его тихий голос так подействовал на неё. Когда я вспоминаю тот миг в свете дальнейших событий, он кажется мне особенно значительным.
Как я уже писал, после переезда в Хорнби наши визиты на Хоуп-Фарм участились. В оживлённых беседах, ставших почти ежедневными, менее других принимали участие миссис Хольман и я. Выздоровев, мистер Холдсворт слишком часто заводил речь о материях, недоступных пониманию пасторши, а его лёгкий шутливый тон слишком часто заставлял её чувствовать себя, как говорят, не в своей тарелке. Полагаю, он намеренно избрал эту манеру, поскольку просто не знал, о чём можно серьёзно толковать с добрейшей, по-матерински участливой хозяйкой, чей ум настолько мало развит, что не приемлет ничего, кроме забот о муже, дочери, хозяйстве, да ещё, пожалуй, о прихожанах мужа, поскольку паства в её глазах неразрывно связана с пастырем. Мне и прежде доводилось видеть тень ревности, мелькавшую на лице миссис Хольман даже тогда, когда её супруг увлечённо беседовал с Филлис, а она, жена и мать, не могла разделить их увлечения. Я заметил это вскоре после своего знакомства с обитателями Хоуп-Фарм и восхищён был тем тактом, с каким священник переводил разговор на доступные супруге повседневные предметы. Что же до Филлис, то она привычно следовала за отцом и в силу своей дочерней почтительности к обоим родителям не видела причины, побуждавшей мистера Хольмана направлять беседу в другое русло.
