– Отца и мамы нет дома. Они огорчатся. Вы обещали написать, Пол, но не написали.
– Во всём виноват я, – сказал мистер Холдсворт. Он прекрасно понял Филлис, как если бы она выразилась яснее. – Я не вполне ещё расстался с привилегиями больного, одна из которых – право быть нерешительным. Вчера вечером ваш кузен спросил меня, в котором часу мы отправимся, но я колебался.
Теперь же, очевидно, колебалась Филлис, не знавшая, что с нами делать. Желая помочь ей выйти из затруднения, я взял у неё до половины наполненную корзинку, которой она всё ещё не выпускала из рук, и спросил:
– Вы уже закончили собирать горох? Мы могли бы остаться и помочь вам.
– Если угодно. – Обратившись к мистеру Холдсворту, она прибавила: – Но, должно быть, вас это утомит, сэр?
– Ничуть. Это возвратит меня на два десятка лет назад, когда я собирал горох в саду своего деда. Полагаю, мне будет разрешено съесть несколько горошин, пока я тружусь?
– Конечно, сэр. Но, возможно, вам больше хотелось бы клубники? Некоторые ягоды уже поспели. Пол мог бы вас проводить.
– По видимости, вы мне не доверяете, но позвольте заявить вам, что я превосходно умею рвать горох и буду бдительно следить за тем, чтобы ни один неспелый стручок не попал в корзину. Если я берусь за работу, моё начальство обыкновенно остаётся мною довольно.
Такие полушутливые речи были непривычны моей кузине. Обвинение в недоверчивости смутило её, и поначалу она словно бы хотела оправдаться, но предпочла промолчать. На протяжении следующих пяти минут мы все в деловитом молчании собирали горох. Затем мистер Холдсворт поднялся:
– Боюсь, я вынужден забастовать, – произнёс он немного устало. – Я оказался не так силён, как мне представлялось.
Его признание мгновенно вызвало у Филлис прилив раскаяния: он в самом деле стал бледен, и она принялась упрекать себя за то, что позволила ему ей помочь.
– Это было так беспечно с моей стороны! Я не знала… Вернее, я думала, вас это и вправду развлечёт… Мне следовало предложить вам чего-нибудь поесть, сэр! Ах, Пол, мы нарвали уже довольно. До чего это было глупо с моей стороны забыть, что мистер Холдсворт недавно болел!
Залившись краской, моя кузина торопливо повела нас к дому. Как только мы вошли, она придвинула мистеру Холдсворту тяжёлое кресло с мягкой обивкой, и тот устало в него опустился. Двигаясь с бесшумным проворством, Филлис принесла из кухни небольшой поднос с вином, водой, пирогом, домашним хлебом и свежесбитым маслом. Пока гость ел, она стояла рядом и обеспокоенно за ним наблюдала. Питьё и пища вернули цвет его обескровленному лицу, и он принялся, смеясь, извиняться за то, что напугал нас. Тогда Филлис, словно устыдившись своего столь простодушно выказанного участия к незнакомцу, вернулась под власть холодной застенчивости, которая обыкновенно охватывала её в компании неизвестных ей людей. Принеся прошлонедельную газету, которую мистер Холдсворт прочитал пятью днями ранее, она тихо вышла. Он, поддавшись апатии, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, будто хотел уснуть.
