— Все, что ль, подарки?
— Все! — ответил казак, показывая пустую суму.
Якимка, подавив тяжелый вздох, грустно понурил
голову, пошел к бабушке и притулился к ее боку.
— Вот, — сказал Ермак, провожая его глазами. — Вот он, казак истинный, как обиду терпит! Ни тебе словечушком, ни вздохом. Вот, сестры, глядите на братишку и учитесь — дому голова и надежа растет. Вот он, хозяин и защитник! Ходи сюды, Якимушка! Ходи, мой родной! Да нешто я свово крестника забуду!? А это вот кому?
Он достал из-за пазухи сверток.
— Да что же у нас тута такое? Якимушка, как думаешь?
— Не знаю! - задохнувшись от счастья, ответил мальчонка.
— Вот вы все спали, а я по-стариковски не спал — караул держал. Вот слышу ночью, топ-топ-топ — лисичка бежит. Унюхала, что баушка всякой всячины наготовила — своровать решила. А я изловчился, ее за хвост — хвать! Она ну вырываться, ну проситься: «Пусти меня, казак, к малым детушкам!» — «Какой за себя выкуп дашь?» — «Поймала я лебедя, поймала я белого, в темнице держу. Если ты меня отпустишь, и я лебедя отпущу...»
— Лебедь — казак, наша птица, надоть выкупить, — солидно сказал Якимка.
— И я так думаю! Отпустил я лисичку, а утром: тук-тук-тук... В окно лебедь стучится...
— Жареный? — не выдержал есаул и заржал. — Ну, атаман, мастак сказки складывать.
— Сам не слушай, а врать не мешай! — сказал
Ермак. — «Спасибо, — говорит лебедь, — что меня выкупили. Чем я вас отблагодарю?..» — «Лети, говорю, лебедушка, в Старое поле, на реку Хопер, там травы цветут шелковые, там реки текут
медовые. Сыщи подарок крестнику моему Якимушке — чего его душа просит». Вот он и принес. Как ты думаешь, что?
— Штаны! — ахнул Якимка.
— Истинные казачьи шаровары! Облекайся и вертайся! — сказал атаман, разворачивая платок и вынимая специально сшитые для Якимки широкие шаровары. — Чтоб никто не говорил, что тут мальчик маленький беспортошный. У нас — казак. Заступа!
Якимка тут же скинул сапоги и под хохот казаков натянул шаровары.
— Во! Во! — ахал он, не в силах выразить полноты радости.
— Ну что, Алим, — вот тебе и казак.
— Так, — согласился Алим. — С весны станем учить правильной езде да сабле, а там и до огненного боя недолго...
Мать Якимкина кинулась к нему, не сдерживая слез, поскольку вырос ее мальчик, и не сегодня завтра поведут его на мужскую половину дома в тяжкую, воинскую, мужскую жизнь.
Расчувствовавшиеся казаки затянули песню про Добрынюшку и добавили матери слез: потому песня была прощальная, выездная...
