— Напрасно, — ухмыляется Ратмир. — Ещё можно поспорить, чьё влияние на императора сильнее. Он же старый вояка, сам в юности водил полки на бунтовщиков. Нет для души его музыки милее, чем хруст разрубаемых костей. А зигганские мечи-гузуаги рубят не то что кость — пушинку на лету. К счастью для остального человечества, секрет их изготовления канул в Лету.
— Вы хотите сказать, что мне придётся кого-то рубить этими самыми зигганскими мечами?!
— И весьма часто.
— Спасибо, блин!..
— Из провинции, Славик, беспрестанно шлют наёмных убийц. Юруйаги ни с того ни с сего выставляют претензии на престол. Да мало ли… Было бы странно, если бы императорский телохранитель оказался чистоплюем и белоручкой.
— Кто-кто?!
Человек в тёмно-серой накидке, кряжистый, бородатый, простоватой круглой своей физиономией больше похожий на какого-нибудь болгарского или, там, сербского крестьянина, чем на образчик давно исчезнувшей расы, беззастенчиво изучал меня пронзительно сиявшими глазами. Под этим взглядом мне захотелось одеться, но единственное, что я мог себе позволить в нынешнем состоянии, это поплотнее запахнуть своё рубище. Он не боялся меня, как остальные, я это воспринимал каким-то шестым чувством. Он не испытывал ко мне отвращения, как остальные. В то же время я не был для него высшим существом или даже равным. Скорее наоборот: он видел во мне новый любопытный экспонат или новый экземпляр редкой породы животных.
— Следуй за мной, ниллган.
Следуй так следуй.
Одной рукой сжимая меч-гузуаг, а другой придерживая полы рубища, я двинулся за ним по узкому, слабо освещённому коридору. С потолка капало. Под ногами хлюпало. Смрадно чадили факелы в руках процессии. Трещали и плевались расплавленным жиром светильники-плошки на стенах. Чёрные латники во главе с братцем императора топали позади, не обнаруживая намерений приблизиться. Самого императора я не видел. Я спиной ощущал исходившие от латников удушливые волны ненависти, я затылком видел нацеленные мне в спину отравленные стрелы их арбалетов. Мне остро хотелось изменить диспозицию, уйти с линии огня, мой инстинкт самосохранения бунтовал… Змиулан впервые за время пребывания в этой эпохе утратил присущую ему наглость и душевное равновесие… но в этом тесном коридоре ничего нельзя было поделать.
Нужно было как-то успокоиться. В конце концов, историк я или погулять вышел?.. И я стал разглядывать стены.
Стены были примечательные. Никому ещё не удавалось как следует рассмотреть только что выстроенную пирамиду или только что сложенный зиккурат… не говоря уже о только что наваленном кромлехе. Что-то подсказывало мне, что вряд ли я был первый из цивилизованных европейцев, кто шёл этим коридором… ведь кто-то должен был до меня проложить эту тропинку из двадцатого века в минус двадцать пятый… Но я был, очевидно, первый, кто это осознал и оценил. Вначале создавалось впечатление, что коридор был просто вырублен в камне. Присмотревшись, я понял, что это не так. Если что-то когда здесь и вырубалось, то было упрятано за нарочито неряшливой облицовкой. Неровности и торчащие изломы несли печать искусственности. Возможно, они должны были образовать некий узор, который имел особый сакральный смысл, положительно недоступный непосвящённым пришельцам, вроде меня. Мне даже казалось, что я вижу этот узор, хотя на самом деле распознать его можно было только на ощупь. Доисторическая азбука Брайля
