Лысого гиганта зовут Ратмир. «Младой хазарский хан»[30]… Ну, молодости он явно не первой, и даже не второй. Признаться, возраст его для меня — загадка, ясно лишь, что не «младой». Черты лица под бурой коркой загара — как под вуалью. Оправка без стёкол придаёт его физиономии немного комичный вид. Но в остальном — самый доподлинный хан. В богатом и просторном халате, развалился на тахте, а вокруг снуют молчаливые чаровницы из гарема.
— Так что вы построили, Ратмир? Как называется ваше общество? Коммунизм? Или как?..
— Допустим, построили не мы, а вы. В буквальном смысле, Вячеслав Иванович. Нам это досталось в наследство. И сундуки со златом-серебром, и горы окаменелого навоза. Если вам так необходим термин, можете считать наше общество достаточно развитым, — он с ироническим фырканьем пригубляет из бокала, а в это время невозможно красивая женщина вносит на овальном блюде ворох зелени, из которого кокетливо выглядывает большая птица в золотистой лоснящейся корочке.
Я чувствую себя такой же птицей. Ощипанной и приготовленной с травами. Вдобавок, угодившей не в свою тарелку… Я нелеп в этих джинсах, в заплатанном свитерке, и хотя никто не попрекает меня непротокольным прикидом, сознаю своё убожество. Вдобавок, я от душевного смятения сделался косноязычен сверх обычного, и это мне досаждает. Моя башка не мыта почти неделю — воду в нашем доме отключили ещё в августе, а посещение бани требует немалой мобилизации душевных сил. Всякий раз, когда мимо, задевая меня краем развевающихся газовых одежд, проплывает одна из ханских пери, я в панике ощущаю, что от меня разит козлом. На пуленепробиваемой роже Ратмира угнездилась тонкая усмешка. Должно быть, он понимает моё состояние и испытывает удовольствие от этого понимания. Возможно, моя зажатость входит в его планы.
Скорее бы всё кончилось…
— Сорохтин Вячеслав Иванович, — говорит Ратмир, уперев в меня рентгеновские свои глазки. — Тридцать пять лет, женаты вторым браком. Слабо, слабо… Нынче пять-шесть браков — не диковинка… По нашим сведениям, второй ваш брак намного более удачен.
— Сведения взяты из моего досье? — ввинчиваю я.
— Сыну, Василию Вячеславовичу, четыре года, — невозмутимо продолжает он. — Образование вы получили высшее, защита диплома прошла на ура, и тема по тем временам была архиважная — «История пионерского движения на Западном Урале»… — Я неудержимо краснею и, чтобы скрыть свой стыд, начинаю с пристрастием изучать медали на винной бутылке. — Все удивлялись, как это вас не оставили в аспирантуре. Поменьше бы языком трепали — глядишь бы, и оставили… Сказать, кто на вас стучал? Нет, не скажу… А, была не была, скажу: Боря Клямин, ваш профсоюзный вожачок. Дело прошлое, и вам, если вдруг возникнет фантазия начистить юному барабанщику рыльце, всё едино его не достать: к моменту вашего визита в достопамятный архив он года три как укатил в Израиль, где сменил фамилию и сгинул безвестно… Итак, вы историк по профессии и по призванию. Днём читаете лекции в педагогическом институте. Вечером совершаете набеги на ведомственные архивы, таща оттуда всё, что плохо лежит. Ночью тайком от родных сочинительствуете. Упомянутая монография. Своим социальным статусом недовольны, хотя и сознаёте, что ничего изменить нельзя. Жена… Марина Владиславовна Сорохтина, в девичестве Воробьёва… врач-терапевт в медсанчасти номер девять, получает больше вас, плюс приработок уборщицей в детском саду. Фактически она содержит вас с вашими хобби…
