— Какое ещё обследование?!
— Ну, мы же не просто так беседовали. И я к вам присматривался, и кроме меня — ещё человек десять, да и кресло, в котором вы обретались, тоже не совсем кресло, а скорее комплексная система физиологического мониторинга… А у меня вам непременно понравится. Полумрак, свечи. Тихая музыка, старинный клавесин… Уверяю вас, такого клавесинного концерта вам слышать не доводилось. А как вам, к примеру, неизвестный Вивальди[24] — Третья соната для лютни и скрипки? На мой взгляд, лютня звучит намного благороднее и естественнее клавесина, даже если переложение делал сам Бах… Вы как считаете, Вячеслав Иваныч? Или для вас любой Вивальди — неизвестный?
— Предпочитаю Ричи Блэкмора[25].
— Вы не поверите, но на закате своей карьеры он стал играть музыку в стиле барокко… Красивые женщины в изысканных туалетах. Согретое красное вино, скажем — «фронзак мулен о-ларок» или «шато бель-эр» — в хрустале.
— Неужто не побороли зелёного змия?!
— Малопродуктивное занятие, — фыркает он. — Есть иные, более достойные противники… Вы расслабитесь, и нам легче станет договариваться.
— Квартирка, небось, коммунальная? Или и впрямь «к двухтысячному году каждому — отдельное жильё»?
— Я полагаю, ещё в ваше время стало очевидно, что это был всего лишь красивый лозунг. Так сказать, манящий горизонт. Вы же не могли без светлых путей! «Пятилетку в три года… догнать и перегнать Америку… нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме…»[26] Легко называть срок, зная наверняка, что не доживёшь, и с тебя не спросят. Впрочем, автор лозунга, процитированного вами, как раз дожил, но с него не спросили — было как-то уже не до того, а сам он, разумеется, напоминать не стал… А с жильём у нас нынче неплохо. Правда, растём не вширь, как вы, а всё больше вверх: землица дороговата. Да и плотность населения сильно упала… по разным причинам. И вас, если согласитесь, обустроим очень прилично.
— Знаете что… — тяну я, не двигаясь с места. Нет, пусть лучше меня удавят, чем я ступлю на эту сеточку. — Может быть, не станем откладывать в долгий ящик и всё обсудим прямо тут? В конце концов, я даже согласен вернуться в эту… хм… темпоральную клинику.
— Э, да вы трусите, голубчик! — изображает он крайнее изумление.
— Да, трушу, — объявляю я почти с гордостью. — А вы чего ждали? Я не верхолаз, не парашютист. Я обычный, нормальный человек, «человек без свойств»…
— О! «Таких людей можно распознать уже в их школьные годы… нет такого хода мыслей, которого они не могли бы такими пятью или десятью приготовленными пуговицами закрепить в собственном уме, и надо признать, что ум этот потом довольно хорош на вид и проверку выдерживает»… Роберта Музиля
