Повернули в камыши. Руками раздвигали сухой и тонкий чарот, открывая проход длиной в шаг, и, сделав шаг, опять разводили камыши в стороны. Так прошли с полкилометра, немного больше.
Вода посветлела. Ил, поднятый со дна, все равно мутил воду, но она была уже не такая мутная. Теперь ветер дул навстречу и лихо раскидывал полы плащ-палаток. Рыжеватого цвета, как болотная трава, концы плащ-палаток трепыхались и бились о голенища сапог.
Кирилл посмотрел назад. Его взгляд вобрал в себя весь отряд, всех сразу. Он уже успел свыкнуться со всеми, и не будь хоть одного из них, отряд потерял бы для него свою целостность. Кто не вернется, кто уцелеет для жизни, для ее навеки нескончаемых дел? Никто, никто не знает. Надежда хранила всех. И шли они сейчас все равные перед жизнью и смертью.
В нескольких шагах от Кирилла, увешанный оружием, размашисто ступал Паша, за плечами топорщился вещевой мешок. Лицо сильное, насмешливое, озорное. Все получалось у него свободно, без напряжения, как-то весело, подумал Кирилл. Почти касаясь Паши, двигался Толя Дуник. Груз на нем как бы и не весил. Взмахом руки откинул выбившуюся из-под ушанки длинную и густую прядь волос, словно она тяжело лежала на лбу. Смотрел Толя открыто, чуть удивленно, будто все, что было перед ним, видел впервые: и землю, по которой шел, и взлохмаченное небо, и болото, и камыши под ветром. Подняв голову, шагал Якубовский. Во рту держал свою вересковую трубку. На его лице графитного цвета заострились скулы, из глаз ушло что-то самое важное, зажигавшее в них жизнь, они ничего не выражали, и Кирилл мог поручиться, что тот не видит ни взлохмаченного неба, ни болота, ни камышей под ветром — ничего. Он замедлился, и с ним поравнялся Петрушко, рядом с Якубовским выглядел он подростком. Петрушко что-то сказал Якубовскому, тот не ответил, трубка шевельнулась и снова замерла в уголке рта. Петрушко потупил голову, взялся за лямки вещевого мешка, видно, слишком тяжело ему было. Приближался Костя Левенцов, стройный, подтянутый, даже заваленный мешком и сумками, все равно подтянутый. Он ступал прямо, будто отшагивал: раз-два… Кирилл увидел Алешу Блинова. Через плечо висел металлический ящик — рация и ранец с батареями. На полшага позади шли Тюлькин и Хусто Лопес. Худой испанец широко выбрасывал вперед ноги. Серый мех ушанки еще более оттенял его темное лицо. Позади всех двигался Ивашкевич.
Запахнувшись плащ-палаткой, он зажал кулаками ее края и ветер рвал и не мог вырвать их из его цепких рук.
