— Вы очень хорошо знаете: это приданое Кати.
Любовь Сергеевна выслушала, не возражая, с самой возмутительной кротостью.
— Друг мой, брат тебе их возвратит.
— До тех пор далеко, пока он возвратит.
— Ты в нем сомневаешься?
Прасковья Андреевна не отвечала.
— Он тебе вексель напишет, — сказала старуха с ожиданием и некоторым презрением к корыстолюбию, которое выказывала дочь.
— Что ж? Мне он может давать сколько угодно векселей, он очень уверен, что я его в тюрьму не посажу.
— Он в тебе совершенно уверен, — сказала Любовь Сергеевна поспешно, — он знает твое благородство…
— Я не дам! — прервала Прасковья Андреевна.
— Ты представь, что это вся его надежда…
— Я знала, что он даром не приедет! — вскричала Прасковья Андреевна, — нет.
— Тебе-то на что они нужны, деньги эти?
— Не мне, а Кате. Не сидеть же им без гроша!
— А как брат сидит без гроша? Там, в большом городе, в столице…
— А мне-то что ж, — прервала Прасковья Андреевна, — ему бывало хорошо, он о нас не думал, что нам о нем думать! — извернется…
— А как не извернется?
— Что ж делать? так и быть.
— Тебе не жаль?
— Кого, маменька? Это он сам научил вас просить, — да?.. Фу, что за бессовестный!
— Только от вас и дождешься!
— Да нечего больше дожидаться, право! Что это? как еще это назвать? Припомнил, что можно еще малость какую-нибудь отнять, и прискакал! И у кого же отнимает? — у бедной девочки, которой вся жизнь впереди!.. Удивляюсь, маменька, как вы никогда не подумаете: ведь Кате так же жить хочется, как и Сергею Андреичу! Как вы взялись за него просить!.. Бог с ним совсем. Не дам я ему ничего, ни за что на свете, — так ему и скажите!
Прасковья Андреевна ушла с этими словами. Любовь Сергеевна была в страшном затруднении, как сказать свою неудачу сыну, который хотя не поручал ей ходатайствовать за него, но был уверен, что она и без поручения это сделает. Она, однако, собралась с духом и после утреннего чая, к которому Прасковья Андреевна не явилась, отвела Сергея Андреевича в сторону и рассказала ему.
Сергей Андреевич был недоволен столько же неудачей, сколько тем, что мать подвергла его отказу. Но, посердясь немного и сказав Любови Сергеевне, что у нее страсть мешаться там, где не следует, он предался размышлению в своей комнате и сообразил, что теперь, когда этой просьбой он уже скомпрометирован и унижен перед сестрою, надо продолжать и успеть во что бы то ни стало, благо дело начато.
Он пошел в светелку. По этой лестнице Сергей Андреевич не всходил со дней своего отрочества, не удостоивая светелки своих посещений во все свои приезды. Лестница порядочно тряслась под тяжелыми шагами важного человека.
