Сподвижники Коваля выглядят, солидными, толковыми людьми. Энергичны, деловиты, к лидеру относятся с доверием и подлинной, не показной почтительностью. У Хомутовой к этому добавляется восхищение и беззаветная преданность. И, собственно, только ее Коваль дарит снисходительной дружбой, прочие пребывают в вассальной зависимости. Между собой присутствующие на «ты».
Все выжидают, с чего начнет Коваль. Чуть посмеиваясь, тот произносит:
— Отчет об итогах моего пребывания в Хабаровском крае вы одобрите позже. Итоги хорошие. У новых регионов огромные перспективы. Как тут без меня? Финансы? — Вопрос к Крушанскому.
Тот вынимает из папки рукописный текст.
— Приход. Расход.
Коваль просматривает.
— Нормально, Крушанский. Как заготовки?
Заготовками ведает жизнерадостный, румяный Коля.
— Отлично, Олег Иваныч! Матвей уже возить не успевает, а Феликс сбывать.
Коваль вопросительно смотрит на Снегирева.
— Надо увеличивать число верблюдо-рейсов, — говорит Снегирев и так открыто, беззаботно улыбается Ковалю, что тот отводит глаза.
— Обсудим. Феликс?
— Сбыт слабо растет, потому и затоварились. Рынок надо активней расчищать.
— Люба, есть заминки?
— Все по плану, Олег Иваныч, — отвечает Хомутова и встает, чтобы показать Ковалю копию своей схемы из папки. — Заканчиваем первый этап — нагнать страху, набрать авторитет силы. Для этого устраняем тех конкурентов, вокруг кого будет больше разговоров. Где зачеркнуто — отработано. Параллельно начали брать под себя сбытчиков, которых можно использовать.
Коваль отмечает ногтем на схеме один из кружков:
— Кто-то новый?
— Зловредный старикашка. Под восемьдесят, а все хорохорится.
— Не трогай. При его занятиях дожить до восьмидесяти — уже достаточно уважения, — укоряет он Хомутову.
Звонит телефон на отдельном столике.
— Я подойду, — говорит она.
Имитирует нервный телефонный разговор:
— Да… Когда?.. А-а, понятно… Хорошо.
И оборачивается к Снегиреву:
— Недоразумение у тебя на доставке.
— Что именно?
— Зачем я буду, Матвей… Сам разбирайся, сам объяснишь Олег Иванычу. Ребята тебя подбросят.
По лицу Снегирева струится некая рябь, отражающая внутреннее сомнение. В памяти всплывает визит на Петровку, который он утаил. Может, об этом узнала Хомутова? Однако Хомутова держится естественно. Коваль невозмутимо изучает ее схему.
— Я не прощаюсь? — нерешительно говорит Снегирев.
— Конечно, возвращайся скорей, — улыбается Хомутова.
Секунду-другую он еще медлит, затем стремительно выходит.
— Привыкаешь к человеку, — говорит Коваль. — Мне его будет не хватать.
