Мюриель находила утешение в огромной жалости к Юджину, жалости, особую силу которой придала ее неудачная попытка осудить его сына. В крайнем волнении она ушла из дома за покупками и, когда проходила через Ладгейт Хилл, остановилась потрясенная, увидев русскую шкатулку, выставленную на продажу. Она никогда прежде не замечала такого рода вещей, и то, как живо привлекла ее внимание эта шкатулка, не могло не показаться значительным. Она бежала всю дорогу домой. Мюриель надеялась, что Юджину понравится шкатулка и ему будет приятно, что она думала о нем, но такой реакции она не ожидала. Его слезы благодарности поразили Мюриель и мгновенно сделали ее очень счастливой. Она была права — его порадовала ее забота. Позже она сожалела, что пришла в замешательство и покинула его слишком быстро. Ей следовало остаться, она могла бы обнять его и даже, может, в тот момент поцеловать. Когда она металась этой ночью в своей постели, то представляла, как целует его, и стонала в подушку.
Сейчас, сидя перед отцом в полуосвещенной комнате, она чувствовала себя виноватой. Она всегда испытывала перед ним чувство вины. Теперь она ощущала ее из-за Лео, но особенно из-за Юджина. Она начинала любить Юджина. Мюриель удерживалась на краю пропасти.
— Что с тобой, Мюриель?
— Ничего. О чем ты хотел поговорить со мной?
— Об Элизабет. Я серьезно беспокоюсь за нее. — Мюриель сосредоточилась. Лампа отбрасывала круг света — широкую дугу — на стол, другая часть круга падала на пол и рассеивалась. Если бы только был свет за пределами этой комнаты, свет, который возможно было впустить! Мюриель ощущала взгляд отца. Он как будто давил на нее. Она пристально смотрела на ясно очерченную дугу света.
— Мне показалось, что с ней все в порядке. Она не жаловалась на новые боли.
— Я имею в виду не физическое состояние. — Мюриель почувствовала, что ее, словно легкое облако, охватывает сонливость. Оно жужжало, как рой пчел, и приближалось все ближе, ближе… Она заерзала на стуле, потирая одну лодыжку о другую.
— С Элизабет все в порядке. Не понимаю, что тебя беспокоит.
— Разве ты не замечаешь некоторой апатии?
Мюриель замечала. Но это не имело значения. Она поспешно сказала:
— Нет… Да. Движения утомляют ее, вот и все. А еще эта ужасная погода.
— Думаю, это не все. Тебе следует быть более внимательной к своей кузине. Она перестала читать.
— Ну, читает она мало…
Это правда, Элизабет практически ничего не читала с тех пор, как они приехали в Лондон. Она проводила большую часть времени, разбираясь с головоломкой, или сидела, глядя на огонь. Но у Элизабет бывало подобное настроение и прежде. Это неизбежно для девушки, ведущей столь уединенную жизнь. Безусловно, это не имело большого значения.
