Внезапность вопроса смутила барона. Царевич, не дождавшись ответа, заключил:
— Не для нас создана... Для них вон…
И протянул руку к муравейнику, уже разворошённому копытами.
— Битте, майн принц! — спохватился наставник. — Пожалуйста, по-немецки!
Его высочество отмалчивается. Ходуном ходят скулы под нежной кожей. Своенравно и не по-детски. Откачнулся от колючей ветки, выдавил:
— Худая сторонка.
Барон скорее угадал смысл, чем понял. Однако не имел духу похвалить пейзаж, столь отличный от ухоженных пажитей германских. Ответил примирительно:
— Натура такова, принц. От неё всюду есть польза.
* * *
Сторонка не радует и Шереметева. Сечёт ледяной дождь. Стратег укрылся епанчой, длинной, до пят, подбитой войлоком, низко нахлобучил капюшон. Спрятал золотое шитье кафтана под чёрной тканью, монашески строгой. Дорога притомила — седло оставил, сидит в возке. Морщится, слыша конников, орущих и гикающих позади.
Смолоду, в кампаниях против крымцев, бросал в бой татар и казаков, наловчился подчинять их. Лихие, своенравные всадники в бараньих шапках, в атаке храбрецы одержимые, они больше по душе боярину, чем вышколенные драгуны или фузилёры.
Холодно и в епанче, рука тянется к фляжке с водкой. И скучно. Поначалу скрашивал путь Брошка — песенник и шут, Бориса Петровича дворовый.
Он речка Во-олга,
Широка да до-олга...
Рядом несёт последние льдины Нева — насупленная, ещё чужая, о которой, может, и были сложены песни, да забылись. По ней следуют сотни лодок. Гребцы тормозят вёслами, чтобы не зарываться вперёд. По краю суши, отираясь в кустах, пробираются дозорные — на случай сигнала с реки.
Брошка выдохся на ветру, умолк. Раздался тенорок Ламбера[15], неугомонного француза. Нагнал возок, пригнулся, осадив холёного белого жеребца.
— Погода для собак... Собачья, да?
Окатил брызгами с капюшона, отчего Шереметев брезгливо дёрнулся.
— Пардон... Это дождь, как во Фландрия, когда я и мосье Вобан...
И зачастил. Всегдашняя погудка его: я и Вобан. Пускай он взаправду великий фортификатор, мосье Вобан, да ведь надоело...
Тридцать три крепости построил Вобан, осаждал пятьдесят три — и почти все успешно. И состоял при нём маркиз Ламбер де Герен, любимейший будто бы ученик. Коли верить, предок воевал на Святой земле, — фамилия, значит, старинная.
Если так, — предосудительно тем более... Не в обычаях русских продавать шпагу иноземному потентату. Саксонцы — те союзники. Воевать бы следовало маркизу в армии Людовика
