Она молчала. Он не отступал:
— Или его смерти вам будет достаточно?
Она заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Да. — Должно быть достаточно для того, чтобы она стала другим человеком. Но лучше перевести тему на него самого, пока он не узнал о ней больше, чем следует. — А вы-то сами. Как вы можете ставить короля выше семьи?
Она вслушивалась в тишину, ощущая его внутреннюю борьбу.
— Король приблизил меня к себе, — наконец произнес он. — Когда семья отвергла.
Горькие слова. Такие же горькие, как те, что бросил ему в лицо брат.
— А если мы не выполним приказ короля? Что тогда?
— Тогда я не смогу вернуться ко двору.
Она повела плечами. Не вернется к королю, значит останется, как и положено, на границе. Какие трудности.
— Неужели там настолько лучше, чем здесь? — Она знала свою долину, свои холмы. Все прочее — Стерлинг, Эдинбург, Линлитгоу — казалось таким же чужим и далеким, как Лондон.
Он долго молчал.
— Да. Там для меня есть место. Или будет.
— И ради этого вы готовы предать свою семью?
— Предать! — Оскорбительное слово эхом отразилось от каменных стен. — Разве не Брансоны постоянно нарушают законы, предавая божьи заповеди и мирские соглашения?
— Чего вы от нас хотите? Чтобы мы безропотно разрешали им отнимать наших овец, наш скот, нашу… — Она не смогла выговорить это слово. — Отнимать наши жизни?
— Я хочу, чтобы вы уважали короля и его власть.
— Король не помог наказать Вилли Сторвика. — И не помог ей спасти себя. Только сильная рука семьи может восстановить справедливость.
— И вам нравится так жить? — спросил он. Его лица она не видела, но в голосе почувствовала искреннее желание услышать ответ. — В вечном страхе?
Она открыла рот, но не нашлась, что сказать. Каким образом он оказался способен ухватить самую суть? Никому еще это не удавалось. Страх никогда не оставит ее, неважно, будут ли они воевать или жить в мире. Даже если ее поселят за стенами королевского дворца и окружат лучшими стражниками, страх никуда не денется и будет настигать ее всякий раз при встрече с незнакомым мужчиной.
— Неважно, что мне нравится, а что нет, — проговорила она. — Такова наша доля.
Однако в эти минуты, пока она сидела рядом с ним в темноте, ей было не страшно.
Неужели однажды она перестанет воспринимать мужчин как врагов? Это казалось почти невозможным. Она думала, что два года назад, в тот темный и отвратительный час, навсегда утратила эту способность. Но потом появился Джон, и она… она будто ожила.
