Генерал отвел глаза - собирался с мыслями. Впрочем, передышка не затянулась.
- С кем ходил?
- Один.
Софийский хмыкнул.
- Ты? Один? На охоту? Да из тебя охотник-то, все, что сын - никудышный. С какой вдруг стати?
- Да ни с чего ни возьми зажелалось...
- Лжешь.
- Не лгу!
- Отчего же ты не сказал, куда и зачем собрался?
- Простите! Мысль шальная в голову ударила, вот я и ушел, в час собравшись...
- В метель ушел.
- Мне хорошо ведома та местность...
Софийский подошел к необъятному столу, взял бокал с коньяком, разбавленным водой, сделал два шумных глотка.
- То, что сгинул, поддавшись сиюминутной блажи, и с матерью не простился - тот грех навсегда на твоей душе останется, - от таких слов в голове Василия сызнова загудело, в уголках глаз скопились слезы. - Но это одно. Другое - нынче ты вновь меня опозорил. И за что только господь нас так наказал?
Василий громко дышал - грудь сжали подступающие рыдания.
- Ты явился на погребенье матери в бабьем платке и тулупе. Паяц! Изволил открыть всему городу, что те гнусные разговоры, которые ходят о тебе - чистая правда. Отныне даже те, кто не желал верить, собственными глазами в том утвердились. Не смей рыдать, как девка, паскудник! - схватив Василия за ворот, отец вернул его на ноги. - Объяснись. И живо!
Что тут можно выдумать?
- Я надел его случайно, ради шутки...
- Шутки? Смерть матери кажется тебе забавной?
На Василия обрушился поток новых шлепков и укоров.
Но со временем Софийский погас. Запал иссяк, да, к тому же, настала пора вспомнить и о гостях, прибывших разделить скорбь.
- Ты порочен, Васька. Я стыжусь тебя, - сказал генерал уже вполне спокойным тоном.
В иные дни слова отца, без сомнения, задели бы Василия за живое, но нынче его слишком подавлял свой собственный груз.
- Ступай, приведи себя в порядок и сходи вниз. Выйдешь - лишнего не болтай, хоть единый раз держись прилично...
Отряхнув невидимую соринку, генерал намерился выйти из кабинета. Однако Василий, набрался храбрости и окликнул его:
- Отец! Известно ли, кто совершил преступление?
- Так ты и не слышал? Гидка-нанайка. Пригрел я змею. Сбежал незаметно - как только смог? - в свое селение, отраву взял - и вернулся, чтобы матушку твою отравить. Одного не разумею - за что? Она к нему лишь великодушие проявляла, защищала даже от меня. Ну ничего: завтра суд, а сразу после отправлю солдат поговорить по душам с их шаманкой.
Василий комично прижал руки к щекам. В этот миг он и впрямь выглядел как чистый паяц, и Софийский, несмотря на мрачный настрой, против воли усмехнулся.
