Павлина продолжала кричать и стонать, корчась на лавке. Варя даже устала плакать, и теперь уселась рядом, гладя ее по влажному от пота лбу.
Впрочем, большой дядя пришел довольно скоро.
- Ну что такое... Она же вполне здорова была, когда я намедни ее видел, - возмутился он, взяв Павлину за руку, но тут же весело подмигнул девочке. - Здорово, Варюха!
Варя улыбнулась сквозь слезы.
- Спаси, дохтор! Смерть моя пришла! Дюже жжется в нутре!
- Вы чего, вновь ее давеча допросили?
- Да пальцем не тронули, господин доктор! Вот ей богу! Все с ней было хорошо, и тут вдруг - как заголосит ни с того, ни с сего.
- Ясно... А чего за мной-то послали? Чего ваш доктор ее не лечит?
- Так занят он больно.
- Ну да, ну да... Он-то занят, а я, вестимо, свободен... Лечебница до верху, и даже сестры - и той нет. Сыщите мне новую сестру, служивые?
- Да откуда ей зимой в городе взяться?
- То-то же... Эх. Ну, что время терять: грузите в тачанку, да повезли, - большой дядя обернулся к волосатому мальчику. - Гидка, что ты тут до сей поры делаешь? Отчего вы его не отпустите?
Тот что-то довольно проворковал в ответ на своем гортанном наречии.
- Отпустили - так не идет же. И куда нам его девать - силой в лес вести? Раз так хочет, пусть сидит, чего уж... Или, может, вы с собой возьмете?
- И то верно: нанаи люди непростые. Пойдешь со мной, Гидка? Ну, как знаешь.
Стонущую Павлину быстро уложили на тележку и выкатили на улицу. Ее повезли люди в форме, а Варю большой человек посадил к себе на плечо и так и понес. Дивно! Словно весь город враз оказался у нее под ногами.
Они двинулись в сторону уже знакомого Варе дома большого дяди.
***
Лечебница и впрямь трещала, грозя разойтись.
Гвалт, крики, смех и стоны, взгляды любопытных за пеструю занавеску, скрывавшую Миллера - все это ни в какой степени не помогало выздоровлению.
Едва приходя в себя, архитектор каждый раз звал доктора и требовал морфию.
Лекарство смывало сознание, боль уходила и он засыпал. Но даже в мире грез преследовало видение: дочь, неестественно бледная, осунувшаяся, худая, со страхом и сожалением смотрела на него, склонившись над постелью.
- Шурочка!
Но видение исчезало, сменяясь то мощной спиной доктора, то - неожиданно - малознакомым, но легко узнаваемым лицом генерал-губернаторского сына.
Вот и сейчас, едва очнувшись, Миллер вновь позвал доктора - однако на сей раз Черноконь отчего-то не спешил отозваться. Рука, между тем, накалялась, как подкова в пламени кузнеца.
