«От же ж твою мать! – Он поёжился. – А чего это меня жандармы везут?» В этот момент они проезжали над курившими в лицо друг другу Ивановыми, и Кешка увидел, что те прячут глаза, а потом веселый Иванов всё же не выдержал и стрельнул на него, на Кешку.
«Чё-та тут не то!» – понял он и стал ёрзать.
– Сиди, не рыпайся! – бросил ему за спину вёзший его жандарм. – Недалеко уж!
Иннокентия ссадили у вокзала и сразу повели вовнутрь. Завели в кабинет, за столом сидел жандармский ротмистр, он показал Иннокентию газету, тот узнал, это была его газета, которая так и осталась в руках весёлого Иванова.
– Где взял? – спросил ротмистр.
– Чё? – переспросил Иннокентий и получил удар в низ живота. Удар был такой неожиданный и сильный, что Иннокентий обмочился, но понял это, когда очнулся щекою на холодных сырых половых досках, от которых пахло мокрой тряпкой.
– Ты тока вывеску ему не спорть, бей так, чтобы следов не осталося, може, Егория человек имеет! – услышал он над собой голос.
– Поня́л! – ответил другой голос, и Кешку за плечи поставили на ноги и снова ударили в то же место.
Когда Кешка очнулся, он уже сидел на табурете спиной к стенке, а под ногами у него лежала тряпка.
– Откуда взял? – спросил его ротмистр. Он сидел за столом напротив и буравил Четвертакова глазами.
– В госпитале, – ответил Четвертаков. Как ни странно, он почти не чувствовал боли, только понял, что сидит мокрый и что ему страшно.
– Тебе эта мерзость зачем? – спросил ротмистр.
– На раскурку!
– Вы все так говорите, что на раскурку! Читал?
– Нет, – с удивлением ответил Иннокентий и вспомнил, что ему говорил Петрович: мол, сам прочитай и другим показывай. И ещё вспомнил, что листок, то бишь газета, называлась «Правда», раньше он таких названий не слышал.
Ротмистр закурил папиросу и подвинул коробку к Четвертакову. Иннокентий не знал, брать или не брать.
– Давай, давай, вахмистр, закури, тебя же обидели!
Кешка закурил, его пальцы подрагивали, и подумал: «А нельзя было раньше спросить, а потом бить?»
– Кто дал?
– Земляк…
– Откуда?
– Из Иркутска…
– Ты из Иркутска? – Ротмистр стал копаться в бумагах на столе. – То-то я смотрю, фамилия твоя знакомая. Может, ты из Листвянки?
– Так точно, из Листвянки…
– Это твою жену изнасиловали? Как зовут земляка?
Кешкино сердце опустилось, и в глазах на секунду потемнело, а душа как будто наполнилась сырой землёй.
– Не знаю, не спрашивал… Петрович вроде…
– А он откуда знает, что ты из Иркутска?
– Не знаю, видать, кто сказал, когда я был без сознания…
