– Это у вас откуда?
– Это? – спросил Иннокентий, он не знал, что ответить. – Эта… дали!
– Кто дал? – Иванов смотрел пристально.
– В госпитале…
– А вы знаете, что «эта»? – спросил весёлый Иванов, ставший вдруг серьёзным.
Только тут Иннокентий посмотрел, что он держит в руках. Это была даже не газета, он видал газеты, где на вокзале, где у обывателей, где расклеенные на афишных тумбах. Те были большие, разворачивались широко, так что рук не хватало, а это даже не газета, а так, подобие, на плохой бумаге, которая вряд ли годится даже на раскурку, того и гляди развалится, но название солидное – «Правда».
Иннокентий скривил губы и пожал плечами: «Нет!» – и протянул газету Иванову. Тот взял и подал товарищу. Они отошли на обочину и стали шептаться. Иннокентий стоял с кисетом, без бумажки и не знал, чего ему делать. Он видел, как офицеры шепчутся и поглядывают на него.
Хмурый Иванов подозвал.
– Давно на войне?
– Давно…
– Сколько?
– С самого начала…
– Прямо с самого-самого?
– Тринадцатого года при́зыва…
– Ах, даже так? – выдохнул хмурый Иванов.
Веселый Иванов вдруг заметил, что в руках вахмистр мнёт кисет, и сообразил, что лишил его закрутки, полез в карман, извлёк коробку и открыл: «Угощайтесь!»
Иннокентий замялся, не зная, куда деть руки, куда кисет…
– И как вы относитесь к этой войне? – услышал он.
* * *
С поручиком Смолиным Жамин расставался поздно вечером в своей комнате, а встречался каждое утро на плацу.
Сегодня поручик был хмурый, даже суровый, вчера Жамин отыгрался, и Смолин был вынужден согласиться записать на себя долг.
– Ваше высокоблагородие, – обратился к поручику Жамин. – Пришло распоряжение, чтобы сегодня выдвинуться на Двинский рубеж, вот схема. Разрешите исполнять?
– Исполняйте! – выдавил из себя Смолин и двинулся восвояси.
– Слушаю! – в спину ему ответил Жамин и повернулся к строю: – Слушай мою команду!
Краем глаза он видел, как денщик с заплывшим лицом тихо подвёл к Смолину давно усмирённого гунтера и помог взобраться в седло.
«Вместе они пьют, что ли? – подумал он про поручика и его денщика. – А после тот его бьёт или он сам обо что-то треснулся?» Однако думать о такой ерунде было недосуг, и Жамин скомандовал:
– На сборы час! Подхорунжий!
Подхорунжий подбежал.
– Идём походным порядком, всё лишнее в обоз, сухого пайка и фуража на трое суток! Исполняйте! Седлаем через… – Жамин смотрел на часы и высчитывал время, – три четверти часа.
Подхорунжий поедал Жамина глазами.
– Так что дозвольте поинтересоваться, господин прапорщик! – «галантерейно» обратился он.
