А чудные шли в нескольких шагах впереди Четвертакова и разговаривали. Шли не быстро, обычным походным шагом: не запыхиваясь, не глядя по сторонам, не оглядываясь назад, уверенно, зная, что, пока они идут, всё будет, как вчера, как позавчера, как, наверное, неделя тому, а может быть, и месяц назад. Четвертакову только непонятно было, как они за сотни пройденных вместе вёрст, почему-то ему это представлялось именно так, всё между собою ещё не переговорили.
Он машинально обернулся, за ним в десяти шагах топали первые четверо из длинной колонны 34-й маршевой роты с равнодушными лицами людей, занимающихся делом, ставшим уже привычным, – шагай себе и шагай.
Иннокентий слышал, о чём разговаривают идущие впереди подпоручики.
– Всё хотел вам рассказать…
– Что именно?
– Я перед отправкой думал что-нибудь взять с собой почитать, не знал же, что некогда будет…
– И что взяли?
– Номер журнала «Огонёк», не книжка ведь, можно сложить и сунуть в карман, – говорил голубоглазый Иванов.
Хмурый Иванов шагал рядом.
– Это Двина? – спросил он, когда впереди показались два больших, близко стоящих друг к другу моста через широкую реку. – Вы же географ!..
– Она самая, у нас она называется Западная Двина, а у латышей Да́угава.
– Большая река, широкая, если мосты взорвут, обратно будет трудно переправиться, много людей утонет…
– А зачем же нам обратно? И кто взорвёт?
– Ах, неисправимый вы оптимист! А мосты-то какие интересные, прямо рядышком построены, между ними, посмотрите, тридцати саженей нету, я такого никогда ещё не видел…
– Оптимист, а как же! – Весёлому Иванову явно не терпелось и не хотелось отвлекаться на какие-то мосты. – Я про эти мосты давно и начитан и наслышан, первый – да, а второй два года назад построили, это железнодорожный… а для вас это новость? Я вот всё хочу вам рассказать, а вы не слушаете, что я вычитал в этом «Огоньке». Как же тут не быть оптимистом… особенно обратите внимание на концовку, на финал!
– Извольте! – ответил хмурый Иванов и посмотрел на своего попутчика.
Иннокентий увидел, как что-то произошло: весёлый Иванов подобрался, оглянулся и склонился к хмурому. По тому, как он это сделал, Иннокентий окончательно убедился, что оба Иванова прошли вместе очень много – они шли и касались друг друга рукавами шинелей.
«Скока же они протопали?» Он ухмыльнулся про себя и чуть поотстал. Он никогда не слышал и не слушал, о чём между собою беседуют господа. Прослужив уже более двух лет, он убедился в том, что офицеры именно что «господа». Вообще все городские и грамотные – были господа. Они по-другому ели, пили, даже смеялись как не русские, по крайней мере, не такие русские, как он, как отец Василий, как Мишка Лапыга, как эскадронный кузнец Петриков. И говорят они на русском языке, на понятном, но – о непонятном. Иннокентий поотстал, однако ветер дул со стороны подпоручиков, и он всё хорошо слышал, хотя весёлый Иванов стал говорить несколько тише. Он был замотан поверх фуражки башлыком, как иркутские гимназисты, и хвосты башлыка мотались у него за спиной, и он придерживал край башлыка правой рукой, чтобы тот не перегораживал разговора, а хмурый Иванов на ветру натянул на самые уши лохматую папаху с синим верхом и придвинулся к собеседнику.
