– Сашка, это меня так все кличут, а по метрике я Александр…
– Но, добже, пан Сашка-Александр, цо бэнджемы ро́бичь?
Этот вопрос, «что делать», в Сашкиной голове и так сидел, поляк мог не спрашивать, но, пока светло, ни о чём таком можно было не думать, сейчас надо просто дожить до темноты.
– А как сюда попал?
– Гдже?
– Ну, вот! – Сашка показал рукой на траншею. – Тут!
– З Франции, твердза Верден, там мне зосталэм рана. – Стани́слав показал сначала на раненую ногу, потом на своё плечо. – Рана, и зкеровано мне до дому, до Познань… тилько по́том ту, чекавы пан Александр. Вставай, тшеба ще доведжечь цо ту и як…
– А там все твои? Поляки? – снова спросил Сашка и показал на трупы.
Стани́слав посмотрел направо, смотрел долго и вздохнул. Сашка понял, что все.
– Вкрутце бэндже остшал… стше́ляй, – сказал Стани́слав, показал, как стреляют пушки: «Пух-пух!», потом на часы и стал подниматься.
И тут Сашка вспомнил о другом вопросе, который застрял у него в голове.
– А почему твой поляк, этот, как его, Ма… Мо…
– Пан Мачульский?
– Он самый, побежал в атаку со стеклянной бутылкой? Как будто вы только с эшелона…
– А мы и ест ты́лько з почо́нгу, з эшелону. Кту́рых змени́ли, ста́рый пулк, тэ оде́шли в но́цы. Мы за́лищмы их позы́цье, а з ра́на, з у́тра, вшы́стко розпоче́ло, од разу побегли до атаку, навэт не вы́спалищмы и не е́длищмы щняда́нья… – Догадываясь, что Сашка, скорее всего, его не понимает, Стани́слав помогал руками, жестикулировал, и Сашка понял, что на германских позициях произошла замена, старые части ушли, этой ночью пришли новые, с ними пришёл Стани́слав, и сразу побежали в атаку не спамши, не емши и не пимши.
– Каву не пили? – понимающе кивнул Сашка.
– Кавэ не пи́лищмы…
– Ладно, не пили так не пили… – Сашка вдруг почувствовал голод и то, что нога стала болеть меньше. – А как твоя нога?
– Жьле, наступичь не мо́гэ…
– Ну, если не «мо́гэ», так и не наступай. – Сашка стал подниматься, Стани́слав, как мог, ему помогал. Сашке было хреново в этой траншее не только из-за ноги, а ещё потому, что с его ростом надо было ходить на полусогнутых.
– Ты так гло́вы не выставяй, – сказал ему Стани́слав и показал на голову. – Наши добже стшелён.
– Это мы знаем, – безнадёжным голосом промолвил Сашка, немецкие меткие стрелки уже положили много русских, и пошёл к трупам поляков. – Чего у вас в рюкзаках, чего можно съесть?
– Зобачь сам.
Сашке было неловко. Когда они иногда лазили по рюкзакам убитых или проверяли пленных, то это были убитые или пленные, а Стани́слав был живой, и на дне траншеи лежали его товарищи.
