— Подымайтесь, ребята, пора, — объявил Анастасио Монтаньес, щелкая затвором своей винтовки.
Прошел еще час, но вокруг раздавался лишь стрекот цикад да кваканье лягушек в ямах.
Когда угас блеклый лунный свет и появилась розоватая полоска зари, на самом крутом изгибе тропинки возник силуэт первого солдата. Вслед за ним показались другие — десяток, сотня — и так же быстро скрылись во мраке. Но вот засверкали лучи солнца, и осветилось ущелье, по дну которого спешили крошечные человечки на маленьких лошадках.
— Полюбуйтесь-ка на этих красавчиков! — крикнул Панкрасио. — А ну, ребята, пошли позабавимся.
Движущиеся внизу фигурки то исчезали в зарослях кустарника чапарро, то появлялись вновь, чернея на фоне желтовато-красных скал.
Голоса офицеров и солдат были отчетливо слышны.
Деметрио подал знак. Защелкали затворы.
— Давай! — негромко скомандовал он.
Грянул залп из двадцати одной винтовки, и столько же федералистов упали с седла. Остальные, захваченные врасплох, застыли на месте, словно высеченные на скалах барельефы.
Новый залп, и еще двадцать один человек покатились с простреленными головами вниз по камням.
— Выходите, бандиты!.. Голодранцы!
— Бей мякинников! Бей воровское отродье!
— Смерть навозникам!
Федералисты выкрикивали оскорбления, но их невидимые враги молча и спокойно вели огонь, словно щеголяя своей меткостью, принесшей им такую славу.
— Гляди, Панкрасио, — сказал Паленый (на темном лице его сверкали лишь белки глаз да зубы), — следующая пуля тому, кто выглянет вон из-за того питайо… Получай, сукин сын!.. Видал? Прямо в черепушку. Теперь в того, что на сером в яблоках… Подыхай, гад!
— А я пущу кровь вон этому, что на краю тропинки… Если до реки не докатишься, полежишь на берегу, собачье отродье!.. Ну как, видал?
— Не жадничай, Анастасио, одолжи карабин. Дай разок выстрелить.
Сало, Перепел и еще двое, у кого не было оружия, умоляли, как о величайшей милости, чтобы им дали сделать хоть один выстрел.
— Ну, покажитесь, если вы такие храбрые!
— Высуньте голову, рвань вшивая!
От вершины к вершине раздавались крики с такой отчетливостью, будто они доносились с другой стороны улицы.
Перепел неожиданно вскочил во весь рост. Он был совершенно гол и размахивал штанами, дразня ими федералистов, как тореро дразнит плащом быка.
На людей Деметрио хлынул свинцовый ливень.
— Ух ты! Словно целую колоду пчел на башку опрокинули, — охнул Анастасио Монтаньес, распластавшись на камнях и не осмеливаясь поднять голову.
