— Что же это я? — беззвучно пробормотал Саша. — Позор! Перед царем не оробел, а тут трушу, как заяц.
Вечерело. Золотой кораблик на адмиралтейском шпиле в конце проспекта словно плыл в легких розовых облаках. От нагретых плит тротуара, от стен домов и даже от одинокого, покосившегося старого дуба, с редкой листвой, покрытой пылью, несло застоявшейся духотой. У дома Наташи дворник лениво подметал мостовую. Попов подошел к нему.
— Скажи, любезный, барышня, что сейчас прошла, все в той же квартире живет?
— Изволите об Наталии Андреевне спрашивать, судырь? — услужливо откликнулся дворник, глядя на блестящего офицера в новеньком мундире. — А где ж ей еще жить? Во второй, значит…
Попов дал дворнику медный пятак.
— Благодарствую! — молвил тот и, прищурив глаз, с усмешкой спросил: — Аль ндравится гораздо барышня? Да ты не красней, судырь, ваше дело молодое. Барышня стоющая, на всем прошпекте такой красавицы не сыщешь. Хорошая, обходительная; для нее что барин, что простой человек — все едино. Жинка моя, как чумная, к ней липнет…
— А верно, что Наталья Андреевна замуж выходит? — перебил словоохотливого дворника Попов.
— Про свадьбу что-то не слыхать. Ходит тут к ней один офицер флотский, гордый барин; отец ее в большой дружбе с ним, сказывают. А она отца жалеет.
— А что отец?
— Хворый он, судырь, от вина хворый. Нечистая сила, не к ночи будь помянута, вовсе его одолела. — Дворник снял картуз и размашисто перекрестился. — Чертики ему мерещатся. Давеча дохтур приезжал, важный такой из себя, немец. Наталья Андреевна его до самой кареты провожала и все плачет…
Попов негромко постучался в квартиру Редкозубовых. Никто не отвечал. Он толкнул дверь и вошел. В передней было темно, только на полу стелилась узкая светлая полоска, проникавшая из соседней комнаты. Саша осторожно прошел туда. Он помнил эту гостиную с большой изразцовой печкой, с овальным зеркалом в простенке, с расшатанным стулом у круглого стола, покрытого ковровой скатертью.
Из дверей направо донесся слабый стон. Саша затаил дыхание и прислушался. От немой тишины, от длинных, колеблющихся теней, отбрасываемых языком оплывшей свечи, ему стало не по себе. С минуту он постоял в нерешительности, а затем кашлянул. В дверях показалась Наташа.
— Кто здесь? — тихо спросила она и, увидев Сашу, замерла на пороге.
— Не пугайтесь, Наталья Андреевна. Я не мог не прийти. Мне так много нужно вам сказать.
— Почему же вы не явились, когда мы вас звали?
