— За что?
Офицер пожал плечами.
— Первые — как будто за непочтение к его сиятельству, а другие — неизвестно за что.
— Выпустите учеников верхнего класса, пусть идут готовиться к экзаменам.
— Но, господин профессор, я не смею нарушать приказа директора. Вы сами понимаете, чем это мне грозит.
— Выполняйте мое приказание. Ответственность я беру на себя.
— Слушаюсь, господин профессор. Я выполню ваш приказ с большим удовольствием.
Семен Емельянович не помнил, как добрался до приемной министра, как одолел все препятствия, пока не очутился у него в кабинете. Только увидев недовольное лицо Чичагова, он взял себя в руки. На его счастье, министр заканчивал разговор с адмиралом Мордвиновым, и у Гурьева было достаточно времени, чтобы привести свои мысли в порядок.
Мордвинов собрался уходить, но профессор попросил его задержаться на несколько минут, так как был уверен, что адмирал его поддержит. Спокойно, живо, с юмором он рассказал о приказах князя Гагарина, о строевых занятиях, о постах и молитвах.
— Признаюсь, господа, — закончил он, — трудно догадаться, чего у него больше: глупости либо иезуитства. Этот ханжа в два месяца сведет к нулю то доброе, над чем мы с Иваном Петровичем Балле трудились несколько лет.
Адмиралы по-разному отнеслись к рассказу Гурьева. Чичагов хмурился, а лицо Мордвинова выражало возмущение. После непродолжительного молчания Чичагов сказал:
— Что касается постов, директор явно перегнул. Училище не монастырь и морить учеников постом да молитвой ни к чему. Но и ты, профессор, должен согласиться, что наставник по закону божьему нужен. Я пришлю вам батюшку.
— Не в батюшке суть, ваше превосходительство, — возразил Мордвинов. — Разве мало князь Гагарин наломал дров в коллегии иностранных дел? Тут, Павел Васильевич, глубже смотреть надо. Творение Гурьева и впрямь опасности подвержено. А каково профессору служить совместно с этим медведем? Надобно запретить князю вмешиваться в работу Гурьева.
Министр вспомнил, что то же самое наказывал ему император. Тогда он не придал значения словам государя. С князем министр был в дружеских отношениях и считал неудобным ограничивать его власть в училище. А теперь придется с ним серьезно поговорить, хотя разговор будет не из приятных. Князь самолюбив и, конечно, обидится. Как бы Гурьев на него императору не пожаловался. От этого профессора всего можно ждать.
Чичагов удвоил любезность к Семену Емельяновичу.
— Работай спокойно, профессор, — сказал он, — я позабочусь о том, чтоб тебе помех со стороны директора не было.
