Все как в тумане. Люди, деревья, дома, небо теперь имели красноватый оттенок. Звуки, слова — долетали, словно из другой вселенной, теряя порой смысл. Иной раз Дарья не могла понять, где находится, впрочем, и задумываться об этом не особенно пыталась. Вот комната. Гостиная? Безразлично. Вот люди что-то говорят. Кажется, это Лешка и Константин. Тоже безразлично. В душе была пустота, в ней исчезало абсолютно все.
В прошлом остались врачи, вопросы следователей, похороны, бесконечные слова сочувствия. И рядом всегда были Алексей и Глафира. Они все больше молчали, а если и обращались к Дарье, то бережно, стараясь не задевать нити, ведущие к боли.
Роза все эти дни держалась неплохо, хотя и выглядела так, словно внезапно постарела лет на двадцать. Во время похорон и поминок она не проронила ни слова, выражение ее лица не менялось — напряженное, суровое. Ходила, расправив плечи, на слова соболезнования сдержанно кивала. А когда после поминок Константин вез ее домой, с ней случилась истерика, которая закончилась инсультом. Теперь с перекошенным лицом, парализованной рукой и ногой она лежала в VIP-палате и почти ни на что не реагировала.
Именно перед той палатой, дрожа от злости, Константин поклялся, что не успокоится, пока не отыщет тех, кто убил Киру и взорвал Эдика в охранной будке.
Эдик выжил, но получил мощные ожоги, а обстоятельства взрыва стали настоящей загадкой для следователей. Когда присутствующий на месте взрыва молодой полицейский в шутку заикнулся о шаровой молнии, все посмотрели на него как на идиота: мол, не лезь со своими глупостями в серьезные дела. Какая, к чертям собачьим, шаровая молния?! Полицейский стушевался и решил впредь следить за языком.
Миновало двое суток после похорон.
Утром пришла Глафира, приготовила завтрак.
— Нужно немного поесть! — едва ли не приказным тоном заявила она Дарье.
Ее поддержал Алексей, который вот уже четвертые сутки не покидал особняк, опасаясь оставлять подругу одну. Он был настойчив:
— Ешь, Дашка! Ну-ка, хотя бы немного!
И она поела, не ощущая вкуса и глядя в тарелку отстраненным взглядом. Глафира сунула ей в руку стакан с яблочным соком. Дарья сделала глоток и вдруг встрепенулась, ей показалось, что откуда-то прозвучал голос Киры. Стакан выскользнул из пальцев, сок разлился по скатерти. Дарья выскочила из-за стола, опрокинув стул, и побежала в коридор, выкрикивая имя дочери. Взлетела по лестнице на второй этаж — тут ее занесло, и она врезалась в стоящую на площадке кадку с декоративной пальмой, едва на ногах удержалась, схватилась за перила и улыбнулась, но то была улыбка безумца.
