— Рассказывай, урод, кто такой Пастух! — закричала Дарья.
То, что он не желал говорить, только усилило ее уверенность, что этот допрос стоит потраченных нервов. Она решила кнут сменить на пряник:
— Я дам тебе курицу, если скажешь. Обещаю.
Свин задрал голову и заорал, вытаращив полные боли глаза. Он орал и орал, брызжа слюной, пока силы не иссякли и крик не сменился сиплым хрипом. А потом он вдруг застыл — зрачки сузились, лицо побледнело, — после чего с напряжением повернул голову, уставился на Дарью и заговорил:
— У четырех черепашек четыре черепашонка… А и Б сидели на трубе… Кто остался?.. Кто остался? — Голос был совершенно безжизненный, механический. — Кто остался? У четырех черепашек четыре черепашонка…
— Какого черта? — нахмурилась Дарья. — Эй, Свин, слышишь меня?
— А и Б сидели на трубе… Кто остался? — Он отодрал от раны ватную накладку и принялся с остервенением рвать ее в клочья, при этом голос его оставался ровным, отстраненным: — У четырех черепашек четыре черепашонка…
Виктор пришел в сознание, заворочался, приподнял голову и пробормотал что-то невнятно. Сфокусировал мутный взгляд на Дарье, потом поглядел на брата. Свин продолжал рвать ватную заплатку и повторять слова про черепашек и А и Б.
— Кто такой Пастух? — спросила Дарья у Виктора.
Она не ждала от него ответа — хотела увидеть его реакцию. Виктор посмотрел на нее настороженно. Она заметила в его глазах то ли страх, то ли тревогу. И этого было вполне достаточно. Пастух — кто бы он ни был, — вероятно, дорог этим ублюдкам. Родственник? Друг?
— Можешь не отвечать, — сказала она, изобразив на лице безразличие. — Я и так узнаю, кто он. Мне кажется, это будет не сложно.
На экране телевизора двое мужчин готовили уху на берегу живописного озера. В огромном котле в наваристом бульоне плавали крупные куски рыбы, несколько луковиц, лавровые листья. В костре потрескивали дрова.
Дарья взяла пульт, прибавила громкость.
— …Не знаю, как у вас на Кубани, — весело обращался один мужчина к другому, — а у нас в уху обязательно добавляют немного водки.
Положив пульт на стол, Дарья вышла из камеры пыток. Вышла с мыслью, что снова сюда зайдет с плохой новостью для Виктора и Свина.
* * *
На похороны Розы Дарья надела черный брючный костюм, на голову повязала косынку, прикрыв шрамы на лбу. Предстоящую церемонию погребения она расценивала как испытание, которое нужно обязательно выдержать, хотя от одной мысли о десятках траурных лиц и бесконечных словах сочувствия ей становилось тошно.
