В полной мере воспитать таким получилось только Виктора, Семен же был хоть и задиристым, но частенько прятался за спиной брата.
Как и в ту ночь, когда погиб сын, Пастух сейчас чувствовал неладное: с братьями беда! Живы ли? Если мертвы, то ему хотелось отойти в мир иной раньше, чем кто-то принесет весть об их смерти. Полтора месяца назад он уже потерял приемную дочь. Быть может, это какое-то проклятие — терять детей?!
Он закарябал скрюченными пальцами по простыне и взмолился, с трудом выговаривая слова:
— Гр… Гроза, за… забери меня! За… бери! Я бо… больше… не… могу!
* * *
Дарья сидела на ступенях фасадной лестницы. Ждала, стараясь не думать о том времени, когда все было хорошо. От подобных воспоминаний становилось плохо, хотелось рыдать, само существование начинало казаться бессмысленным. И предстоящая месть тоже. Нет, лучше не думать о Полянкиных днях, не воскрешать в памяти образ смеющейся Киры. Все это слабость, а сейчас непозволительно быть слабой. По этой причине несколько часов назад Дарья собрала все фотографии с изображением дочки и, чувствуя угрызения совести и непрерывно прося прощение, запрятала их в шкаф. Не время травить душу, не время.
Этим вечером с запоздалыми соболезнованиями позвонил какой-то дальний родственник Артура. Долго мямлил, охал и ахал, говорил, что видел Киру на фотографии: «Такая хорошенькая, и глазки такие умненькие…» Дарье хотелось разбить телефон об стенку, но вместо этого она выдавила, с трудом сдерживая гнев: «Засунь себе в жопу свои соболезнования, родственничек! Кто она для тебя была, а? Всего лишь девочкой с фотографии и больше никем! Ты ее даже не знал!»
Родственник поспешил отключить связь, но Дарью это не остановило, она продолжала шипеть в трубку: «Достали вы все меня со своим сочувствием! Африканским детям сочувствуйте, долбаным сирийским беженцам, больным СПИДом, а меня в покое оставьте!..»
Да, сорвала злость на ни в чем не повинном человеке, но она не упрекнула себя за это, даже когда успокоилась: а нечего сыпать соль на рану!
Над оградой мелькнул свет фар. Наконец-то! Дарья зажмурилась и повторила уже привычную мантру:
— Я выдержу, я выдержу, я выдержу.
Внедорожники въехали на территорию особняка. Дарья находилась в смятении, с одной стороны, ее обуревал гнев — ведь сейчас посмотрит в лица убийц Киры, — а с другой, ей хотелось убежать, спрятаться. И откуда вдруг взялся страх? Из каких закоулков предательски выполз? «Пошел вон! — мысленно приказала ему Дарья. — Уходи, сейчас же!» Помогло, и отчасти то была заслуга злости.
