Народная память истончается не разом. Те «ноты», о которых говорит К. Симонов, беззвучно перешли в последующие десятилетия. Начав на рубеже 40—50-х годов работать над материалами газет и журналов первых послеоктябрьских лет, стенограммами партийных съездов и конференций, съездов Советов РСФСР и СССР, а также рядом других изданий — все они, между прочим, находились в открытом хранении центральных библиотек, — автор этой книги уже тогда обнаружил для себя огромное количество статей, публикаций докладов и речей ведущих политических деятелей Советской страны — Рыкова, Бухарина, Зиновьева, Каменева, Троцкого и многих иных, чьи фамилии упоминались в ту пору с отрицательным знаком.
Познавательный вначале интерес к этим материалам резко усилился после XX съезда КПСС (1956), когда он, казалось, вот-вот приобретет и практическое значение. И вправду, во второй половине 50-х и в 60-е годы истории советского общества было возвращено немало достойных имён. Но скоро этот процесс стал притормаживаться, а затем и уперся в глухую стену. Советские историки и их наука пережили новую — давайте не убоимся этого сильного, но все же точного выражения — трагедию. Не успев ещё по-настоящему повернуть к Клио, они очнулись во второй половине 80-х годов в объятиях совсем другой музы — Полигимнии, сочиняющей, если верить древним грекам, бодренькие песнопения с закрытой покрывалом головой, а следовательно, и с закрытыми глазами.
Но тем не менее импульс, данный треть века назад, пробился через толщу брежневско-сусловской застойности, чем и объясняется относительно быстрое появление современных, пока, может, только предварительных, публикаций на ещё вчера наглухо закрытые темы. В их числе и эта книга о Рыкове.
Его личная жизнь затронута в ней лишь скупыми штрихами, пример тому — уже упомянутый эпизод, связанный с парижской улицей Мари-Роз. Но есть ещё один адрес, о котором сразу нужно сказать. Московская Бойцовая улица, конечно, иная, нежели парижская Мари-Роз. Но название её по-своему символично для семьи Рыковых. Здесь живёт хрупкая и вместе с тем по-настоящему мужественная женщина, прошедшая через страшные почти два десятка лет тюрем, лагерей и «бессрочной ссылки» — Наталия Алексеевна Рыкова-Перли, единственная дочь Алексея Ивановича и Нины Семеновны. Её однокомнатная квартирка примечательна той вызывающей глубокое уважение скромностью, которая определена не трудовой пенсией хозяйки, а внутренне присущим ей строем жизни, отражающим нравственный облик и Рыковых-старших.
