Время Алексея Рыкова - Дмитрий Кузьмич Шелестов

Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет.

_{>Борис Пастернак}

Человек, чьи имя и фамилия смотрят на читателя с обложки этой книги, на переломе нашего и минувшего столетий, едва достигнув 17-летнего возраста, навсегда связал свою судьбу с революционной борьбой российского пролетариата. Немногим менее двух десятилетий спустя, на другом, уже не хронологическом, а великом социальном переломе октября 1917 года, 36-летний Рыков в до отказа заполненном и прокуренном зале Смольного был назван следующим — после Ленина — при оглашении состава первого Советского правительства. Пройдет немногим более шести лет, и он станет преемником Ленина на постах председателя Совнаркома СССР и председателя Совнаркома РСФСР.

А ещё через четырнадцать лет, на исходе гулкой мартовской ночи, его вывезут из одного из дворов в центре Москвы в арестантском коробе «воронка», который, развернувшись на Большой Дмитровке (успел ли Алексей Иванович узнать, что её совсем недавно, в дни столетия гибели поэта, переименовали в Пушкинскую?), двинется навстречу его, Рыкова — ему за месяц перед тем исполнилось 57 лет, — собственной гибели.

В последний раз плотно прихлопнутая дверь «воронка» как бы отсекла предшествующие одиннадцать безысходно тягучих и вместе с тем скорых дней разыгранного 2—12 марта 1938 года трагического фарса заседаний судебного присутствия Военной коллегии Верховного суда СССР по делу «антисоветского правотроцкистского блока». Кинооператоры, наспех втолкнутые под присмотром охранников в бывший Голубой, а теперь Октябрьский зал дома Благородного собрания, ставшего Домом Союзов, еле успели прокрутить ручки своих аппаратов, направленных на скамьи подсудимых. На них — 21 человек, поразительно разных: от известных стране вождей — так было принято говорить в послереволюционные годы — и крупных большевиков до беспартийных, едва ли не далёких от политики.

Якобинский террор 1793–1794 годов оставил в памяти истории недоброе понятие — «амальгамные процессы», для которых умышленно подбирался разнородный сплав (амальгама) обвиняемых, что способствовало приведению дела к заранее предопределенному приговору. Почти полтора столетия спустя Сталин и его подручные, соединив этот прием с пыточными методами средневековой инквизиции, замыслили и осуществили судебный фарс «исторического значения», как подчеркнуто определил его государственный обвинитель, Прокурор СССР Вышинский.