— Вы поедете со мной.
Харви знал, как опасен противник. Как много у него глаз и рук. Всех, кого мог, он выбросил бесчувственными за ворота сооружений. Оставшись один в пустом здании, Харви достал из нагрудного кармана кассету с Элисом Купером и врубил внутреннее радио на полную мощность.
Потом стал разбирать то, что вынес из санэпидстанции. У него не было уверенности, что холера в пробирках — это холера, а не пустая сыворотка. И потом — ее было слишком мало. Он мог в десятки раз повысить содержание хлора в воде, но это убило бы бактерии. Были еще две бочки пестицидов, концентрата которого, впрочем, тоже было мало для многомиллионного города.
ОН ПОКОНЧИТ С ПРОТИВНИКОМ.
Грандиозность преступления потрясет этих крикливых двуногих. Они начнут оглядываться друг на друга и спрашивать, что стало со временем, если один безумец отравил миллионы. Тогда противнику придется туго. Они все будут настороже, и противник напрасно будет метаться от одного к другому. А если и этого окажется мало…
Покончив с приготовлениями, Харви выбрался на крышу. Он с удовольствием осматривал свой бастион. Положил рядом пистолет. Закрыл глаза.
Сейчас он совершит обряд очищения.
Он — чистое зеркало. Он — боец.
Пошел дождь. Загрохотало, полыхнула молния сквозь опущенные веки. Харви сидел на крыше, положив кулаки на колени, и по обнаженным плечам его, пузырясь, стекала вода. Тело — подставка светлого зеркала. Светлое зеркало изначально чисто. У меня нет родителей. Моими родителями стали Небо и Земля. У меня нет очага — Единое Средоточие станет моим очагом. У меня нет глаз — вспышка молнии мои глаза. У меня нет членов — мгновенное действие, вот мои члены…
Сознание, точно лунный свет, равномерно охватывает противника… Он видит машины с вооруженными людьми, которые несутся по городу в его сторону. Он видит девушку среди них… Нервозность и рассеянность уподобляются облакам, которые мешают правильно угадывать намерения и движения противника.
Я сливаюсь с ним в одно целое. Я — часть этого горячего монстра с красными глазами. Огромный город-паук, и в черную спину его хлещет дождь.
Я вижу мертвые тела, покинутые противником. Я слышу стук своего сердца, которое билось так же ровно, когда я спускал курок. Я вижу тело Завадски — его везут на тележке, укрытое белой простыней, я слышу вой сирен и чувствую тяжесть, которая все больше ложится на плечи.
Эти люди… Их жизни отнял я… Черная туча. Холодная вода. Я посягнул на их души, я только дрался с противником, а они падали, падали… Они кричали.
