Но это страх будущий, теоретический. А пока Серёжа — просто находка для меня. Он так много рассказывал мне о своих фантастических заработках (у него манера разговаривать проникновенно-заговорщицким тоном, при этом он интригующе щурит карий глаз и прикладывает к груди руку), что я однажды полушутя спросил: не зачислит ли он в штат какой-нибудь очередной бригады немолодого нуждающегося гуманитария, не умеющего, увы, держать в руках топор?
— Вячеслав Георгиевич! — Серёжа от восторга перешёл на полушепот. — С удовольствием! За честь сочту. А топор... Вам и не потребуется его держать. Уж как-нибудь топор-то мы удержим.
Две недели после этого Серёжа вёл таинственную жизнь. К огорчению матери, собиравшейся откормить его домашними пирогами и провитаминизировать впрок смородиной да клубникой, он надолго исчезал с дачи, возвращался проголодавшийся, возбуждённый и, отозвав меня в сторону, докладывал, что на «конфетке» (на конфетной, то есть фабрике) дело сорвалось, на «шоколадке» засели жмоты, которые хотят на чужом горбу в рай въехать, но расстраиваться не надо, так как на «кожгалантерейке», кажется, возникает клевый объектик — и Серёжа не намерен его упускать.
И вот мы едем на эту самую «кожгалантерейку», Вернее, мы едем не на саму фабрику, а прямо на объект. Вчера Серёжа, наконец, вырвал подряд. Вырвал лихо, из-под носа у четырёх конкурентов — и поэтому настроение у него приподнятое. Он крутит баранку одной левой, а правую руку прикладывает к груди и, наклоняясь ко мне, сверхдоверительно — хотя никто нас услышать не может — говорит:
— Вячеслав Георгиевич, работёнка не блеск, чернозём работёнка, сами увидите. Трудовой славой мы себя не покроем. Но долги покроем — за это ручаюсь.
Речь идет, разумеется, только о моих долгах. У самого Серёжи их нет. Более того, он только что отложил деньги на взнос за кооперативную квартиру, а жена прислала ему с юга фотографию, на которой изображена дочка Серёжи, стоящая по колено в набегающей волне, и внизу белыми буквами написано: «Привет из Алупки!»
Так что Серёжа ввязался в это предприятие исключительно ради меня. Он, получается, меценатствует. Меценатствует из сочувствия к моей старомодной непрактичности и уважения к загадочному для него миру моей работы.
...Объектом нашим оказались шесть вросших в землю засыпных бараков.
На бараки надвигалась многоэтажная стройка: «кожгалантерейка» возводила себе двухсотквартирный жилой дом. Там, за дощатым забором, пел башенный кран, перестреливались перфораторные молотки, громко испускали дух самосвалы с бетоном.
