Рано утром они встречали с Кириллом восход в песках. За считанные минуты зашли далеко-далеко, в пустыню. Обдувало холодным ветром. Белым огнем горели широкие снежные полосы неба, которое вдруг померкло, воздух потемнел и буря, докатившись смерчем, закрутила пыль над равниной, тучей помчала ее над садами и промеж мраморных колонн. Стало темно, а потом, в один момент, небо расправилось, как осветило гигантским прожектором изнемогающую равнину. Желтая громадина вдруг показалась из-за песка, белый луч, розово-пурпурный, красный отражались теперь в изумрудном песке, словно в прозрачной воде. Солнце из грозовых туч озарило пески сильно и резко. Темно-сизый фон неба еще более усиливал яркость зелено-грязной земли.
– Ты видел? – спросила Маша.
– Ну, видел, – ответил Кирилл.
* * *
Началу отношений со Славкой, как Маше казалось на тот момент в школе, был случай, который произошел еще во времена их учебы, когда вовсе не он, а Кирилл пригласил ее на концерт. Раздобыл где-то билеты на итальянского певца Тото Кутуньо. Певец был дико знаменит, попасть на его выступления было практически невозможно, и событие его выступления для Петербурга было особым, если не сказать, – сверхъестественным. Кирилл пригласил Машу, демонстративно помахав билетами перед Славкиным носом, а когда она отстояла под дождем бесконечную очередь, сформировавшуюся под оградой, вошла в роскошный комплекс и бросилась к нему, наспех сунул скомканный билет ей в руку и убежал в неизвестном направлении. Он болтал с девицей из соседней школы, и Маша, от расстройства, не слышала ни одной песни. В антракте девиц уже было две, и Кирилл не только делал вид, что видит Машу впервые, но всячески давал понять, что не знает ее вообще. Зато после второго действия, набравшись храбрости, Маша все-таки вышла на сцену, чтобы подарить звездному итальянцу цветы. Поклонники знали, что Тото Кутуньо на каждом концерте поет одну из своих песен девушке тринадцати лет, ту самую песню, которую он в свое время посвятил дочери другого известного итальянского певца, Челентано.
Когда Маша вышла на сцену, ноги у нее подкосились. Она почувствовала, что находится где-то за пределами мира. Почти физически ощутила красоту и готовность двадцати других девушек, которые послушно встали в очередь и ждали удобного момента, чтобы отдать актеру цветы. Сама она тихонько плелась вслед за девушками, сощурив глаза и отворачиваясь от слишком яркого света рампы, пытаясь сообразить, где край сцены. То, что пришла ее очередь отдавать букет, она поняла, когда предстала перед высоким брюнетом в белом, который был как две капли воды похож на певца с рекламных плакатов, и теперь улыбался только ей одной, глядя в глаза и задавая все тот же вопрос, эхом звучащий раз двадцать на весь зал.
